Сельский врач - стр. 5
– У вас есть своя земля? – спросил Женеста.
– Нет, сударь. Была земля, пока жив был покойник, а как умер, такая нужда забрала, что пришлось продать.
– Да как же вы умудряетесь, не задолжав, дотянуть до конца года? – удивился Женеста. – Ведь вы за эти гроши и стираете на детей, и кормите их, и присматриваете за ними.
– То-то и есть, господин хороший, – подтвердила она, продолжая причесывать золотушного малыша, – Без долгов до нового года не дотянешь. Да, сами видите, господь помогает. У меня две коровы. Летом, в жатву, мы с дочкой подбираем колосья; зимой ходим в лес за валежником, по вечерам прядем. Только вот, не дай бог еще такой зимы, как в прошлом году. Семьдесят пять франков мельнику за муку задолжала. К счастью, мельник-то арендатор господина Бенаси… Господин Бенаси – вот кто друг бедняку! Долгов он еще ни с кого не требовал и с нас наверняка не начнет. К тому же корова у нас отелилась, чуть полегче будет обернуться.
Четверо сирот, которые видели любовь и заботу только от этой старой крестьянки, покончили со сливами. Они воспользовались тем, что их приемная мать, разговаривая, не сводит глаз с офицера, и сомкнутым строем собрались еще разок сбить щеколду с двери в чулан, где хранились сливы. Их подстрекало ребяческое необузданное желание полакомиться. Шли они не так, как идут на приступ французские солдаты, а молчаливо, как немцы.
– Вот ведь сорванцы! Да угомонитесь вы или нет?
Старуха встала, схватила самого рослого, шлепнула его и вытолкала за дверь; он и не подумал заплакать, остальные же притихли.
– Трудно вам с ними приходится!..
– Да нет, сударь, ведь они несмышленые: почуяли сливы, а не доглядишь за ними – мигом объедятся.
– Любите вы их?
При этом вопросе старуха подняла голову, с усмешкой взглянула на офицера и ответила:
– Как же не любить! Троих уж вернула, – прибавила она со вздохом, – живут-то они у меня только до шести лет.
– А свой-то у вас есть?
– Схоронила.
– Да сколько вам лет? – спросил Женеста, чтобы сгладить впечатление от вопроса.
– Тридцать восемь, сударь. Вот на Иванов день минет два года, как муж у меня умер.
Она наконец одела золотушного малыша, и он, казалось, поблагодарил ее тусклым, но любящим взглядом.
«Вся ее жизнь – самоотверженность и труд», – подумал Женеста.
Под этой кровлей, достойной яслей, где родился Иисус Христос, женщина, не унывая, несла самые тяжелые материнские обязанности. Какие сердца погребены в глубочайшем забвенье! Какое богатство и какая нищета! Солдат лучше других оценит величие в деревянных башмаках, Евангелие в отрепьях. В иных местах найдешь книгу Священного писания, переплетенную в муар, шелк, атлас, с разъясненным, дополненным, комментированным текстом, а тут поистине был воплощен самый дух Священного писания. Как не уверовать в высшие предначертания провидения, глядя на женщину, которая, став матерью брошенным детям, как стал человеком Христос, подбирала колосья, мучилась, должала, обсчитывала себя и не желала признаваться, что нищает, выполняя долг материнства. При взгляде на эту женщину нельзя было не признать, что есть какое-то родство между душами, творящими добро в этом мире, и духами небесными; потому-то офицер и смотрел на нее, покачивая головой.
– А что, господин Бенаси – хороший врач? – спросил он наконец.