Селфи с музой. Рассказы о писательстве - стр. 4
Будучи по гражданской специальности учителем-словесником и литературоведом, я пытаюсь взглянуть на собственные сочинения как бы со стороны, глазами исследователя, в частности, проследить историю создания текста от замысла, смутного импульса, невнятного прообраза, сюжетного эмбриона до полноценного произведения. Но и о «постпечатной» судьбе моих сочинений, включая экранизации и инсценировки, я тоже рассказываю. Думаю, читателя заинтересует роковой поединок автора с режиссёром, в котором часто гибнет искусство. Поскольку мои ранние повести «Сто дней до приказа» и «ЧП районного масштаба» побывали под запретом цензуры, я делюсь опытом преодоления прежних «барьеров» и свежими навыками борьбы с «либеральной жандармерией». Особое место в книге занимает полемика с критиками. Это племя стойко меня не любит. За что? Об этом я тоже пишу.
Судьба каждого человека вплетена, как нить, в сложную узорную ткань времени, впутана в бытовые, социальные и политические коллизии, драматические, трагические или комические. По складу характера и литературной ориентации мне интереснее вспоминать забавные случаи. Я даже придумал для подобных историй особый жанр – «мемуарески». И таких «мемуаресок» в книге немало. Вот одна из них.
Однажды, участвуя в круглом столе «Патриотизм без экстремизма», который проводил в Краснодаре президент Путину откровенно заявил, что в культурен информационной сфере России труднее всего приходится почему-то именно патриотам и государственникам. Более того, искренне любить родину сегодня даже невыгодно: молодой писатель или журналист, объявивший себя патриотом, практически сразу ставит крест на карьере – не видать ему ни премий, ни командировок, ни грантов. Уж либеральные держиморды постараются. Услышав моё утверждение, что деятеля культуры, объявившего себя патриотом, тут же затрут, как «Красина» во льдах, Путин посмотрел на меня долгим грустным и понимающим взглядом:
– Неужели так плохо?
– Хуже, чем выдумаете. Вот «Литературка» – патриотическое издание, а мы можем рассчитывать только на себя. И это в рыночных-то условиях! Зато любое либеральное издание, хамящее Кремлю по всякому поводу, сосёт и западных грантодателей, и отечественное вымя.
– Напишите мне письмо! – посоветовал президент.
– Уже написал.
– Отдадите, когда закончим разговор. Ну, коллеги, продолжим. Смелее! Высказывайтесь! Не тридцать седьмой год на дворе…
Актёр Василий Лановой, сидевший рядом, поощрительно ткнул меня в бок. Дожидаясь окончания прений, я ловил на себе сочувственные взгляды участников дискуссии и неприязненные разного рода чиновников, но особенно злопамятно посматривал чиновник, похожий на конферансье Апломбова из образцовского «Необыкновенного концерта». Едва круглый стол завершился, я ринулся к лидеру страны, но был остановлен охраной: «Нельзя!»
– У меня письмо.
– Давайте, я передам, – ласково предложил «Апломбов» и выдернул из моих пальцев конверт.
Вдруг на пороге Путин оглянулся, нашёл глазами меня и спросил:
– Письмо-то где?
– У меня его забрали.
– Кто-о?
– Вот… он… – Я кивнул на чиновника.
– Э-э, нет, этот обязательно потеряет. Давайте мне…
Взяв письмо и приложенный к нему свежий номер «ЛГ», президент покинул режимное помещение. А мы двинулись к автобусам. Я прошёл мимо группы чиновников, обсуждавших круглый стол. Донеслись слова возмущения, касавшиеся меня, неуправляемого. Они-то полагали, спор о проблемах патриотического воспитания должен вестись в тихом благолепии, как именины парализованной бабушки. На подъезде к аэропорту автобус был неожиданно остановлен. Вошли два стриженых крепыша: