Размер шрифта
-
+

Секьюрити номер тринадцать, или Дневники «топтуна» - стр. 17

Та, гляжу, сразу же впала в депрессию. Похоже, подумала, что я Аньке уже настучал про её промашку. А менеджерша к ней эдакой лисой-Алисой подруливает, и давай задушевно, так, выспрашивать: как именно я предъявлял претензии тем двум остолопам. Вроде того, не разводил ли с ними всякие-разные «муси-пуси»? Что, понятное дело, могло бы подтвердить мою явную никчёмность и профнепригодность. Альбина, как видно, тут же сообразила, что я её не выдал. Она немедленно воодушевилась, и расписала мои действия как очень решительные и грамотные. У Аньки – это по глазам было видно – настроение упало ниже плинтуса, и она, что-то бурча, ушла к себе.

Где-то уже после обеда, гляжу – на входе знакомая морда мелькнула. Присмотрелся – опаньки! – да это же «Вустер» собственной персоной! И, как будто даже, малость протрезвевший. Иду ему навстречу. На ходу соображаю: видимо, чувакам одной бутылки водки не хватило, и этот фрукт решил попробовать спереть ещё пузырь в одиночку. Но я ошибся. «Вустер» пришёл не за водкой, а персонально ко мне. Поговорить. Сказал, что «по пьяни свалял дурака», что никогда не крал, и не крадёт, а то, что было здесь – «так вышло», но больше этого не будет. Даже извинился.

Немного поговорили «за жизнь». Его зовут Никита, годков ему уже больше тридцати, постоянной работы нет. В основном, калымит, если что подвернётся. Женат, но детей не нарожали. Уверяет, что никогда бы раньше и не подумал, что дойдёт до жизни такой. Когда-то даже спортом занимался, плаванием. А теперь – только «литерболом» …

Едва он ушёл, ко мне опять мчится Анька. И сразу – «в штыковую»:

– Он чего приходил? А? Это же из тех двоих, что хотели украсть водку? Из них? Я ж тебе говорила, что они теперь постоянно тут будут отираться, чтобы что-нибудь спереть!

Вот завелась, вот завелась!

– Нет, – говорю, – сейчас он приходил не красть, а извинился за то происшествие. Дал слово, что такого больше не повторится.

У Аньки взгляд пингвина, которому предложили жениться на дикобразе. Смотрит, и не может понять – я всерьёз, или прикалываюсь.

– Он, что, прямо так и сказал? – она даже голову набок наклонила от избытка недоверчивости.

Да, прямо так и сказал. Расписки, подписанной кровью, я с него не стребовал. Потопталась Анька, потопталась, да и пошла. Ну а я бегом в кондитерский отдел – туда завалила компания школьников. Вижу, девочка лет четырнадцати при моём появлении что-то излишне быстро сунула в карман. С ней ещё четверо подружек, поменьше её. Прохожу мимо и, как бы, про меж делом, интересуюсь:

– И что же у нас там в карманчике?

У неё чуть ли не искры из глаз! Выхватывает из кармана баночку с витаминами и со слезой в голосе возмущённо выдаёт:

– Вот, витамины! Я своих подружек угостила. Этого же у вас здесь не продают?

– Не продают… Всё понятно, вопросов больше нет!

Хочу идти дальше, но юная кадухинчанка уже «оседлала тему»:

– А вы, что, меня проверять не будете?

В голосе удивление и даже досада.

– Нет, не буду.

– А почему? Вы – проверяйте, проверяйте!

– Да, не буду я тебя проверять! Не вижу такой необходимости. Если обидел – извини.

Спешу к кассе. Здесь на стойках полно всяких кондитерских штучных ерундовин,, наподобие конфет, леденцов, жвачек и тому подобного. В очереди два пацанчика лет десяти. У одного карман оттопырен, но он подаёт кассиру только пачку жвачек. Вполголоса говорю ему:

Страница 17