Секунд-ротмистр - стр. 16

– А это? – поинтересовался Федор, указывая на человека одетого в мундир времен Наполеоновских войн.

– Правнук его Хитров Никита Алексеевич, участник войны Отечественной войны двенадцатого года. Один из трех правнуков Федора Алексеевича, – вздохнув, проговорила она, – от других сыновей у него детей не было. Прадед Тихона. Следующий это дед Тихона – Григорий Никитич, а вон тот, – она показала рукой на самый дальний портрет-фотографию, – это отец Тихона – Афанасий Григорьевич.

– Понятно, – молвил Федор, – у меня такое ощущение сложилось сейчас, что семья Мефодия Григорьевича единственная ваша родня.

– О да, Федор Степанович, – вновь вздохнула Анастасия, – по мужской линии с фамилией Хитровых, что-то странное творится. Почти все мужчины не оставили потомства. Мефодий Григорьевич, если мне память не изменяет, должен свой род вести от старшего брата Федора Алексеевича – Никиты Алексеевича. Зато вот другая линия, что тянется еще от деда Федора Алексеевича в полном порядке. Хотя, – тут она замолчала, взглянула сначала на Сашкова, потом на Меншикова, – они все после переворота в иммиграцию подались. Немного Хитровых в Совдепии осталось.

Федор кивнул и сел за стол.

Внизу скрипнула дверь, а потом скрип перешел на лестницу, и вот на пороге гостиной возник мужчина лет тридцати в темном пальто с лисьим мехом. В руках он держал котелок и трость. Его густая бородка, свойственная в начале двадцатого века сильно выступала вперед. Даже несмотря, что пришедший был небрит, в его лице угадывались все те же родовые черты, что были у Сашкова. Большие карие глаза, орлиный нос.

– Мать, – проговорил он, – Серафима сказала, что у нас гости?

– Да Тиша, – ответила Анастасия, – это твой родственник из Питера. Мефодий Григорьевич.

Тихон Афанасьевич подошел к столу.

– Верно мать, – проговорил он, улыбаясь, – он так похож на Григория. Да и на меня вроде смахивает. Хотя я сам свою родню никогда и не видел. Какими судьбами Мефодий Григорьевич?

– Да вот с приятелем возвращаемся с Дальнего востока, – проговорил Сашков, – ну, и решил заглянуть проведать родню.

Хитров уселся на стул, пододвинул стакан в подстаканнике к себе и начал медленно размешивать сахар.

– Трудные нынче времена, – проговорил он, – Мефодий, Мефодий. Нынче своим родством похваляться нельзя. Ну, ты не робей. Чай родня. Когда в Петроград?

Сашков заерзал на стуле. Вроде и рано уезжать не стоило, но и оставаться было опасно.

– Сегодня, мы хотели сесть на поезд, – проговорил за него Федор, видя, как его друг пришел в замешательство. – Сами понимаете служба.

– Понимаю. А я погляжу, ты явно наших кровей, ты, как и Никита Алексеевич служишь в кавалерии.

Тихон заулыбался.

За беседой время пролетело незаметно. Наконец Меншиков встал из-за стола и проговорил:

– Нам с Мефодием, увы, но пора.

Хитров изъявил желание их проводить, но Федор кое-как смог его отговорить, сославшись на то, что времена сейчас беспокойные. Чувствовалось, что Тихон заподозрил, что что-то не то, правда, ничего не сказал. Он проводил их до калитки, где и простились.

Вечером город был совершенно иным. А в частности изменился и проспект. Освещенный фонарями, в темной весенней тьме он казался каким-то загадочным. Приятели уже миновали маленькую часовенку, прошли мимо гостиницы «Коммунальной», когда позади них раздался голос: