Секта-2 - стр. 27
В качестве подспорья при ходьбе Кафи в посохе не нуждалась, он был необходим ей лишь как элемент костюма, как символ ее верховного предстоятельства. Она была еще молода: не далее чем три месяца назад принцесса встретила свою двадцать седьмую весну, и красота ее была в самом пике своего расцвета. Жизнь человеческая в те времена часто пересекала отметку в сто лет. Земля была еще столь мало населена, что не знал род людской ни моровой язвы, ни прочих укорачивающих жизнь напастей, а жрецам было открыто искусство сохранения молодости и красоты, унаследованное ими из древнейших времен, когда Землю населяли боги, летающие по воздуху в своих чудесных колесницах. Словом, Кафи лишь подходила к пределу своей первой жизненной фазы.
Величаво ступая, выставляя вперед посох, она подошла к распростертому Хемуру и велела тому подняться:
– Встань, хозяин рабов, я желаю видеть твое лицо.
Разрешение стоять в присутствии царственной особы, да еще и смотреть прямо на нее, было сомнительной привилегией. В обычное время без специального дозволения поступок этот мог привести к самому печальному исходу: нарушителя обычно казнили, распиная заживо. Хемур несмело поднял глаза на принцессу. Его прежняя победоносная ярость угасла без остатка, а кадык теперь судорожно ходил под кожей оттого, что Хемур часто-часто сглатывал противную кислую желчь, вместе со страхом поднявшуюся из желудка.
– Сколь же ты тощ, работорговец. Какая болезнь точит тебя изнутри и забирает все соки из твоих членов? – Принцесса внимательно смотрела на Хемура, и под ее взглядом он чувствовал себя просто отвратительно. Казалось, что его вот-вот вытошнит прямо перед ней, и тогда, а в этом Хемур был уверен, один из нубийцев в два счета снимет ему голову своим мечом.
– М-м-м… – замычал работорговец. – Я… меня никакая болезнь не точит, о жрица, дочь великого Рамзеса, да продлят боги дни вас обоих. Я лишь смиренный слуга фараона, скромный торговец рабами.
– Вот как? – Кафи насмешливо прищурилась и кончиком своего посоха слегка ткнула Хемура в живот, отчего его тошнота мгновенно и бесследно исчезла. – Тебе стало легче?
– О! – только и смог вымолвить работорговец и, не в силах сдержать переполнявшие его чувства, вновь упал на колени, отчего немедлено заработал теперь уже удар посохом по темени, и притом совсем не целебный.
– Я кому сказала встать?! У меня к тебе дело, торговец. Есть у тебя место, где я смогу говорить с тобой с глазу на глаз?
Хемур с поклонами, изгибаясь, словно гигантская гусеница, проводил принцессу Кафи в свой шатер, куда она вошла следом за ним и уселась на единственную имевшуюся скамью, Хемур же с почтением остался стоять.
– Намерен ли ты устроить сегодня невольничьи торги? – спросила Кафи, по-прежнему не сводя с него глаз.
– Да, если на то не будет твоего запрета, о жрица, дочь ве…
– Довольно титулов. – По царственному лицу пробежала нетерпеливая тень. – Все ли рабы из тех, кого собираешься продать сегодня, новые? Нет ли среди них кого-нибудь, не проданного тобою ранее?
– Все новые, все. – Хемур сложил руки на груди, что, по его разумению, означало добрые намерения и правдивость. – Их только что доставили из Финикии, принцесса. А потому нет среди них никого, не проданного ранее, что большое горе постигло меня, и все до единого рабы, посланные мне морем в прошлый раз, потонули вместе с кораблем, а тех, что были у меня еще раньше, я давно продал. Да и те, кого привели мне сегодня, уменьшились числом во время пути ровно вполовину. Я в большом убытке, о дочь богоподобного. Если сегодня не рассчитаюсь с ростовщиками по имени Метен и Мерс, то они отведут меня на суд фараона, и вскоре я сам займу место тех, кем нынче торгую. Видно, так решили боги, – смиренно вздохнул Хемур, и лицо его приняло отрешенное выражение.