Размер шрифта
-
+

Секретный дьяк - стр. 60

«Ты што? В Китай! – обиделся Паламошный. – Нас всего-то – четыре багинета да господин Чепесюк! А китайцев сколько? Ты прикинь!»

«Так еще этот есть… – стоял на своем Потап Маслов. – Ну, господин Крестинин…»

Братья Агеевы обидно засмеялись, а Паламошный сказал: «Тоже мне, господин. Нам скоро хоронить придется того Крестинина. Много не сдюжит. Ну, прям не дьяк, а доходяга какой-то. Вот чувствую, скоро помрет. Не от ржаного винца, так от огорчений».

«Да нет, не помрет, – возразил Потап. – Знал я дьяков. Были среди них и такие, что выглядели похуже нашего. Душа ни в чем не держится, а пили много. Даже больше, чем маиор Рябов».

Вспомнив про никому не известного маиора Рябова, Потап Маслов от уважения даже глаза выпучил. Но все поняли Потапа по-своему. В основном так поняли, что дьяк Иван Крестинин – все-таки не жилец на этом свете. Пусть он и секретный дьяк, а все равно не жилец. Даже поспорили: похоронят дьяка Крестинина еще до Камня или все же увидит высокие горы дьяк?

Ивану разговор гренадеров страшно не понравился.

И без того было ему не по себе, а тут такое. Никакой веры у людей!

Одним утешился: что бы там ни болтали умные гренадеры умного господина Чепесюка, а он, секретный дьяк Иван Крестинин, дальше Камня идти и не собирался. Еще выезжая из Москвы, твердо решил: сбегу! Чего не видел я в Сибири? И тайный бес тоже точил, назойливо нашептывал Ивану: сбеги, сбеги! Ты, дескать, и не слушай никого, сбеги! Эти гренадеры, им что? Они сами по себе как лошади, с ними ничего нигде не сделается, в них шведы стреляли зажигательными бомбами, а они взяли и выжили, а ты? Вспомни, вспомни, Иван, маиора Саплина, тихонечко бес нашептывал. Вот неукротимый был маиор, а сжевала его Сибирь…

Зоря с моря выходила,
Ажно по-о-оганская сила
В тыл обозу защемила…

Точил, нашептывал бес.

Не отставал, рядом болтался.

Стоило отпить большой глоток, прикрыть глаза, как бес начинал рисовать блаженные картинки. Вот домик соломенной вдовы Саплиной – тих, уютен, клюшницы переругиваются, над мазаной трубой дым, во дворе тетю Нютю падучая бьет. А вот тихая канцелярия думного дьяка Матвеева – любимый темный шкап с маппами, всякие интересные книги, шкалик припрятанный. Многое рисовал хитрый бес перед мысленным взором Ивана. Сладкую сенную девку Нюшку, например, рисовал, ее крутой бок. Но возки, влекомые сильными лошадями, неслись и неслись на восток – навстречу солнцу. И чугунно молчал на ветру посеченный саблями, похожий на памятник господин Чепесюк. Если ехали вместе, Иван возьмет небольшой вес, разбудит способность к внутреннему разговору, к мечтаниям, к картинкам, встающим перед умственным взором, и начинает проборматывать военную песню или что-нибудь свое, например, про неудавшуюся жизнь. А господин Чепесюк молчит. Иван порой так увлечется, что даже господину Чепесюку готов протянуть деревянную баклажку: вот причаститесь, мол, добрый господин Чепесюк, пожалеем друг друга, как только русский человек может жалеть! Но господин Чепесюк молчал. Сидит рядом и молчит. Как понять такого странного человека?

У Ивана вдруг вспыхивали глаза, но это только бес играл, настоящий дьявол, видать, в нем еще не проснулся. Еще недалеко отъехали от России, от царского Парадиза, от зловонной Москвы, не надо торопиться…

Страница 60