Секретные операции абвера. Тайная война немецкой разведки на Востоке и Западе. 1921-1945 - стр. 30

В радостном настроении и беззаботно Пионтек распрощался. Уже через полтора месяца он снова появился в Данциге, чтобы передать Рауху о согласии его товарища Урбаняка на сотрудничество. В качестве доказательства он выложил негатив фотопленки, на которой – хорошо читаемой – были засняты польские документы. Пионтек сам проявил ее на своей квартире и объяснил, что это документы из сейфа его кавалерийского полка. Раух после тщательного изучения признал, что это действительно важные секретные документы, которые прежде никогда не попадали ему в руки. Он не смог скрыть радости по поводу такого успеха. Явно воодушевленный этим, Пионтек заметил: «Чистая работа, не так ли? Правда, вы должны заплатить мне несколько больше, чем прежде. Урбаняк хочет получить больше, чем я ему предлагал».

Раух отсчитал ему на тысячу рейхсмарок польскими банкнотами больше, нежели в прошлую встречу в Данциге. Кроме того, он согласился доплатить за предлагаемые документы еще две – три тысячи рейхсмарок, если Пионтек пообещает, что он и его друг Урбаняк и впредь будут вести себя крайне осмотрительно. Тот пообещал.

Затем за стаканом красного вина обсудили, когда можно будет снова встретиться, где провести следующие переговоры, фотографии каких документов из сейфа Урбаняка желательны в первую очередь и многое другое.

В течение 1926 года произошло еще много встреч с Пионтеком в Данцигской области. Он и Урбаняк выдали все без остатка доступные им секретные документы. Сверх того, они устно давали ценную информацию о секретных замыслах польских штабов, отвечая на вопросы Рауха. Отделение абвера выразило благодарность Рауху за установление контакта и его умную и успешную разработку.

Но в начале ноября 1926 года я получил от одного информатора донесение, что Пионтек и Урбаняк в Польше подозреваются в шпионаже. Пионтек все – таки обратил на себя внимание польской контрразведки чрезмерными тратами и безумными, расточительными историями с женщинами.

У меня были все основания срочно встретиться с Раухом и обсудить с ним, что мы сможем сделать для защиты столь ценного для абвера источника[12], поскольку информатор Кокино, от которого я получил донесение, был польским комиссаром полиции и сам работал в польской контрразведке. Хотя он год назад согласился на сотрудничество с абвером лишь потому, что на него надавили двое моих данцигских коллег, но за этот период он достоверными донесениями подтвердил, что заинтересован в нашей дружбе и в дополнительном заработке к своему окладу.

В результате нашего с Раухом обсуждения мы решили отправить по запасному каналу, установленному нами с Пионтеком на случай крайней необходимости, ему сообщение, что он находится в опасности, поэтому должен соблюдать меры чрезвычайной осторожности и по крайней мере полгода не появляться в Данциге. Как только опасность минует, мы дадим ему знать, но не ранее.

Это предупреждение Пионтек получил совершенно точно. После этого несколько месяцев мы ничего не слышали ни о нем, ни от него. Но в январе 1927 года он вдруг неожиданно появился в Данциге. Вести о своем приезде он не передавал, но ему удалось разыскать меня. Через два часа Раух, извещенный мной по телефону, был на месте.

Пионтек снова привез пленку с фотоснимками очень ценных секретных польских документов, зашитых в подкладку его пальто.