Секретные бункеры Кенигсберга - стр. 38
Может быть, страх, пережитый в осажденном Кёнигсберге и преследующий бывшего эсэсовца, как-то подействовал на Георга Виста. Он стал более внимательным к сыну, не придирался по мелочам, перестал заниматься рукоприкладством. Тяжелая форма туберкулеза, развившегося после ранения в Польше, подтачивала его здоровье, день ото дня ему становилось все хуже и хуже. Однажды осенью (а это был уже чрезвычайно трудный послевоенный 1947 год) Георг Вист неожиданно разоткровенничался с сыном: стал самодовольно рассказывать о своей карьере в СС, о доверии, которым пользовался у руководства, об ответственных поручениях, выполнявшихся им в последние месяцы войны. Тогда-то Рудольф и услышал впервые от отца, что он принимал участие в работах по перебазированию различных ценностей.
Тяжелобольной Георг Вист оживлялся, рассказывая о том, как он в составе специальной команды укрывал в подземных тайниках музейные экспонаты и фонды кёнигсбергских архивов. Открывшись сыну – единственному слушателю его воспоминаний, Георг Вист упомянул о каком-то бункере на Штайндамм, в который «зондергруппа» поместила знаменитую кёнигсбергскую коллекцию янтаря, разобранную и уложенную в ящики Янтарную комнату, а также чрезвычайно ценные материалы какого-то военного архива. Оживляясь, отец сыпал названиями учреждений, именами лиц, принимавших участие в работах, а также перечислял различные объекты на территории Кёнигсберга, ставшие местами захоронения сокровищ. Рудольф не мог, конечно, запомнить этот калейдоскоп имен и названий, но кое-что его память сохранила.
Рудольф запомнил, с какой многозначительностью говорил отец о пассаже на улице СА, находившемся неподалеку от их старой квартиры, о складах на Ластадие[67], соборе на острове Кнайпхоф, подземельях Лёбенихта; о том, как он именовал гаулейтера Коха и крайслейтера Вагнера своими назваными братьями. Отец, по-видимому, испытывал потребность поделиться с кем-то переполнявшим его чувством собственной значимости, причастности к сверхсекретным и государственно важным делам развалившегося Третьего рейха, и сын, еще совсем ребенок, стал для него лучшим из слушателей, главное – неспособным в полной мере оценить важность этих сведений и сообщить о них новым властям.
Так или иначе, но Рудольф оказался посвящен в тайные деяния своего отца-эсэсовца, что в некотором роде даже тяготило его. Ведь груз такого знания вполне мог обернуться против молодого человека, вступающего в жизнь в послевоенной Германии. Правда, отец иногда как бы спохватывался и надолго замыкался в себе, отвечая на вопросы Рудольфа снисходительной усмешкой. Один раз при этом он сказал сыну, что тот – еще ребенок и не может понять и оценить значимости его воспоминаний. В октябре 1947 года Густав Георг Вист умер в окружной больнице города Грайца, куда его незадолго до этого порекомендовал отправить лечащий врач. Казалось, что с отцом окончательно ушли в небытие и сведения о спрятанных в Кёнигсберге сокровищах.
Рудольф учился в школе, вступил в Союз свободной немецкой молодежи, стал участвовать, как тогда говорили, в «строительстве новой жизни», отбрасывая всяческие воспоминания о прошлом и в первую очередь напрочь выбросив из головы откровения отца-нациста. Но судьбе суждено было еще не раз возвращать Рудольфа к прошлому, связанному с «делами» Георга Виста в Кёнигсберге. Однажды, проводя капитальную уборку в подвале дома, где они жили с матерью, Рудольф наткнулся на неожиданную находку. Под кучей брикетов бурого угля, которыми топилась печь в доме, он вдруг обнаружил грязную, тронутую сыростью полевую сумку с замочком, ржавый ключ от которого был прикреплен металлическим колечком к ремню. Вот как спустя годы Рудольф вспомнил о том, что было в сумке.