Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945 - стр. 51

Должен признать, что тогда я даже не задумывался над тем, а нужен ли был вообще этот Восточный военный поход? Но у нас не имелось выбора, ведь солдаты не могут повлиять на принятие решений правителями. Нам оставалось только выполнять пресловутый долг и прикладывать все свои силы для того, чтобы привести эту войну к счастливому концу.

Но одно понимание происходящего я держал про себя, ведь немецкий солдат тоже являлся человеком, к которому следовало проявлять особую заботу, направляя и воодушевляя его удачными примерами, чтобы в критической ситуации он не подвел. А если кто-то из солдат и подводил, то вина за это ложилась целиком и полностью на нас, офицеров. Ведь солдатская масса в целом всегда готова пойти на все, если она доверяет своим командирам.

До Смоленска наш поезд тащился целых два с половиной дня. Там нас ждали горячий обед и напитки, а заботу о раненых взяли на себя немецкие медсестры и врачи. Правда, с нашего поезда сняли и пятерых умерших, помощь которым уже не понадобилась. Тем не менее все были уверены, что самое страшное уже позади. От Смоленска поезд пошел быстрее, и уже через три дня всех раненых разместили по госпиталям, кого в Польше, а кого и в Германии. Меня же по моей просьбе отправили в госпиталь в Вену.

«Безоговорочная капитуляция» и фронтовик. – Вступление в командование особым отрядом. – Германские тайные службы. – Операция «Франц» (Иран). – Формирование и обучение. – Возможности применения команды. – Дивизия «Бранденбург». – Разговор с доктором Кальтенбруннером. – Часть особого назначения «Фриденталь»[67]. – Мой начальник штаба Карл Радл. – Радиоигра с Англией. – Помощь секретных служб. – «Двойной агент». – Изучение методов противника. – «Тихий убийца». – Непостижимый Канарис. – Операция «Ульм» (Россия). – Гигантские доменные печи Магнитогорска. – Общение с начальством. – Ограничение возможностей агентов

Следующие полгода я провел снова в качестве офицера технической службы в одной из берлинских запасных воинских частей. Казарменная служба одинакова во всех армиях и нигде не доставляет особой радости, особенно для такого человека, как я, никогда не желавшего стать профессиональным военным. Наши будни подчинялись капризам и желаниям командира, и мне нечего рассказать об этом времени чего-либо интересного или необычного.

Вскоре гарнизонная жизнь мне опостылела окончательно, ведь я так и не стал настоящим воякой, чтобы безропотно сносить тупое времяпрепровождение на родине. Наступила осень 1942 года. Это было именно то время, когда наши дивизии СС переформировывались в танковые, и мне показалось, что подворачивается удобный случай вырваться из Берлина. Наплевав на вердикт врачей, значившийся как «пригоден к гарнизонной службе на родине», я написал рапорт с просьбой направить меня на переподготовку для танковых войск.

Прослушав несколько курсов и сдав соответствующие экзамены, я был готов начать службу в новом качестве, и меня перевели полковым инженером в танковый полк 3-й танковой дивизии СС[68]. Вскоре я освоился с новым местом службы и чувствовал себя достаточно хорошо, вот только с командиром полка мне никак не удавалось наладить столь же теплые отношения, как с моим бывшим командиром полковником Хансеном.

Конференция союзников в Касабланке