Секрет бабочки - стр. 18

Я вытаскиваю керамическую лампу с треснувшим абажуром, пакет с осколками синего стекла, деревянный брусок, утыканный ржавыми гвоздями, большую металлическую погнутую раму для картины.

– И что ты об этом думаешь? – Он вновь улыбается, дергает себя за один из блондинистых дредов, потом ощупывает дырки в штанах. Мне нравятся маленькие изъяны его одежды, и то, что вся она мятая и одно не подходит к другому, и яркие заплаты, пришитые к рукавам на локтях. Все это хорошо смотрится на нем, на его долговязом теле. Действительно хорошо. И все у него такое мягкое. Не то что у парней в школе. Очень уж наглаженные джинсы, и намазанные гелем волосы, и одежда в тон и цвет. Все холодное, чистое, резкое.

– Они клевые, – говорю я, так и думаю. Неосознанно тянусь пальцем к ржавым гвоздям, но останавливаю себя. Флинт пристально наблюдает за мной, и я в смущении краснею. – Для чего ты их используешь?

– Пока не знаю. Сотворю что-нибудь дикое и потрясающее. А может, что-то уродливое и отвратительное, и никто этого никогда не увидит.

Мы начинаем укладывать все обратно в мешок, стоя на коленях на грязном бетоне.

– Ты живешь где-то здесь, Ло?

Я смотрю в бетон, отдавая себе отчет, что как раз здесь я и не живу.

– Нет. В другом районе.

– Каком? – спрашивает он.

– В Лейквуде. Туда идет автобус. Добраться легко, – я чувствую, как щеки горят румянцем.

– Никогда там не был. Вообще редко покидаю Гдетотам. Действительно. Это правило, которое я не нарушаю. – Я смотрю на него и вижу, что и он весь красный.

– Никогда не покидаешь? – повторяю я. – И тебе тут не… скучно? – Я-то полагала, что такой район может загнать в депрессию. Разруха, грязь, вонь.

– В общем-то нет, – он пожимает плечами. – Это дом, во всяком случае, сейчас. И Гдетотам – это что-то.

Я, должно быть, скорчила гримасу, потому что Флинт добавляет:

– Поверь мне, это правда. Тут так много всякого и разного. У тебя просто нет хорошего путеводителя. – Улыбка никогда не покидает его лица, но глаза наблюдательные и настороженные, как у зверя. – И знаешь, Лейквудская Ло, ты тоже не ответила мне, что ты здесь делаешь, почему отираешься в этих местах, дергаешь за сломанные ручки. Ты… – секундная пауза, – …бывала здесь раньше?

Я не могу сказать ему правду. Я это чувствую, как и биение собственного сердца. Я встаю, отряхиваю пыль с коленей. Флинт тоже встает, наблюдая за облаками пыли между нашими ногами.

– Ладно, у меня есть давняя подруга. Точнее, у меня была давняя подруга. Ее убили несколько дней тому назад. Я увидела в газете ее фотографию и фотографию дома, в котором она жила. – Я указываю на блевотно-желтый дом позади нас. – И почувствовала, что должна прийти и, ты понимаешь, засвидетельствовать почтение или что-то в этом роде.

Адреналин сталкивает с моих губ слова, которые я говорить не собиралась. Но я, сжимая рукой подвеску-лошадь, продолжаю делиться с ним выдуманными подробностями, которые приходят мне в голову:

– В детстве мы были очень близки, но она переехала, а мои родители никогда бы не отпустили меня к ней в гости. В такой район. А теперь она… ну, теперь она ушла. – Я избегаю смотреть ему в глаза. Тяжело вздыхаю.

Флинт какое-то время молчит. Теребит какой-то дред, улыбка с лица сползла.

– Послушай, мне действительно жаль твою подругу. Я слышал об этом. И читал тоже, – он смотрит на мусорные баки. – Это ужасно. Люди безумные, особенно здесь. Поверь мне. Я знаю если не всех, то большинство.