Седьмой круг рисуем собственной рукой - стр. 3

– А есть в этом городе другие гостиницы? – в отчаянии спросил Ликин.

Рыжеволосый сделал вид, что не услышал вопроса.

– Нет, – подал голос охранник. – Можете попытаться в частном секторе снять комнату.

– А у вас случайно телефона тех, кто сдает, нет?

– Нет. – Взгляд охранника вернулся к журналу, показав, что проблемы несостоявшегося клиента его интересуют меньше, чем влияние нуклеотидов, содержащихся в молоке матери, на циркадный ритм сна ребенка.

Выйдя из негостеприимной гостиницы, Максим Геннадиевич с тоской посмотрел на серое небо. Сползшее к горизонту солнце отыскало единственную в городе десятиэтажку и укрылось за ней.

Достав телефон, он активировал его.

Двадцать сорок три. Сигнала по-прежнему нет.

Позвонить жене не получится. Оно и к лучшему, не хочется беспокоить ее. Вот устроится на ночлег, тогда наберет, чтобы вместе посмеяться над нелепым случаем.

Вздохнув, Максим Геннадиевич сунул мобильник в карман, поправил сумку на плече и направился вдоль по улице. Он вертел головой, высматривая рекламные тумбы и столбы электропередач, на которых белеют прямоугольники объявлений.

Подойдя к ближайшему стенду, Ликин пробежался взглядом по разнокалиберным клочкам бумаги. Продам автомобиль, верну потенцию и отпущу грехи. Все не то.

Тревога морозной хваткой сжала сердце. Вслед за этим раздражение на глупую ситуацию накатило обжигающей злобой. На невидимого электронного регистратора гостиницы, на рыжеволосого администратора, на охранника, даже на уютные диваны в фойе отеля.

Сдерживая эмоции, Максим Геннадиевич устремился дальше, в извилистый лабиринт подворотен и узких улочек.

Серый монолит двухподъездной пятиэтажки, пара старушек на лавке у первого подъезда, облезлый рыжий кот на подоконнике.

Максим Геннадиевич подошел и замер, переминаясь с ноги на ногу в ожидании пока на него обратят внимание. Одна из приятельниц повернулась, и он тотчас поинтересовался:

– А вы не подскажите, не сдают ли здесь комнаты посуточно? А то я приехал в командировку, а с броней отеля вышла нестыковка и вот…

– Да, нигде порядка нет – везде бардак! – решительно заявила старушка в пестром платке. В сухоньком облике появилось некое воодушевление, словно разговор коснулся волнительной для нее темы.

– Васильевна, правду говоришь, – оживилась ее приятельница. Дородная бабища, с трехслойным подбородком, мясистым носом и крохотными глазками, блестящими сквозь валики плоти, словно стволы пулеметной двойки сквозь амбразуру дота. – А еще разврат развели, похабники. Вон, к Людке, из двенадцатой, командировочные так и повадились. Шастают и шастают. То с цветами, то с шампанским и еще какими-то заграничными бутылками. Тьфу, блядь. Прости меня Господи.

– Истинно, блядь.

– Вот-вот… а ейный муженёк все трясёт рожищами невесть где. Тоже поди командировочный. Не зря же ты на него как две капли воды похожий.

– Лопушила, как моя правнучка таких страдальцев обзывает.

– Так начет комнаты… – попытался вернуть разговор в изначальное русло Максим Геннадиевич. От диалога старушек у него возникло странное чувство дежавю, словно нечто подобное ему уже доводилось видеть и слышать. Но вспомнить не получилось. Ни где, ни когда. Может в каком-то фильме?

– О, командировочный! – Глаза старушек сошлись на несчастном, словно прицелы вражеских зениток на залетном истребителе.