Седьмое правило академии Левендалль - стр. 38
Вот этого я стерпеть не могла. Посмотрела на него так, что убила бы, если бы взглядом можно было убивать. Выпрямилась и красивой плавной походкой прошла к маленькому столику у кафедры, на виду у всей аудитории. Села, идеальным жестом приподняв подол платья. Придвинула к себе чернильницу и лист бумаги, обмакнула кончик пера в густые чёрные чернила и принялась выводить так красиво, как только умела, строки из любимого стихотворения Владоса Растоса.
«Души порыв, расплаты миг…
Мы бредим счастьем понапрасну
И совершим прыжок опасный
По настоянью торопыг».
Краем глаза я видела, как мои сокурсники пытаются совладать с перьями, которые с непривычки прыгают по бумаге и оставляют кляксы. Ну и пусть. Мне и с обычным пером хорошо пишется. Вон какие роскошные завитушки под буквой «р» я умею выписывать! Никто меня не учил, я подсмотрела, как сестра-переписчица выводит божьи слова на пустой ещё странице книги, и тренировалась в свободное время… Сколько бумаги извела! Как ругалась сестра Каллен! Но теперь у меня твёрдый почерк и красивые округлые буквы с завитушками. Госпоже Валлиевой понравится.
Однако преподавательница посмотрела на мою работу со снисходительным пренебрежением, сказала высоким голоском:
— Что же, буквы выписаны старательно, но оформление бедное, и строки не слишком ровные. Вам стоит ещё поработать над почерком, барышня.
Проглотив обиду, я кивнула. Вальтер подмигнул мне, и, как только госпожа Валлиева отвернулась, проверяя, как девицы из компании Ховански справляются с перьями, послал мне со своего места комок бумаги. Тот не долетев до моего стола, вдруг вспыхнул в воздухе, будто его подожгли, и, на миг показав очертания цветка, распался пеплом, сгинул без следа.
В аудитории послышался смешливый шёпот, кто-то из девушек завистливо выдохнул, а я сделала Вальтеру большие глаза, показывая на преподавательницу. Мой новый друг изобразил последнюю стадию отчаянья и сделал вид, что картинно закалывает сам себя воображаемым кинжалом.
Госпожа Валлиева обернулась, орлиным взором впилась сперва в меня, затем в Вальтера и прищурилась. Потом фыркнула:
— Стриц, прекратите! Фигляр, как и ваш отец! Если вы будете вести себя подобно ему, ничего хорошего из вас не выйдет! А я буду вынуждена доложить господину ректору.
— Простите, мадам, — смиренно склонил голову Вальтер, и я поняла, что он едва сдерживается, чтобы не смеяться.
Я отругала его сразу же, как только лекция закончилась и мы вышли в коридор. Придержала рукой за плечо, презрев всё своё воспитание, и строго сказала:
— Вальтер, ты не должен нарушать дисциплину! Даже чтобы меня поддержать!
— Боже, Адриана, я словно услышал свою матушку, — он покачал головой. — Сколько вам лет, барышня? Сорок, не меньше!
Ух, как же мне хотелось его придушить в этот момент! Разве можно так говорить с девушкой? И правда, фигляр! От возмущения я всё же шлёпнула его ладонью по руке и вскрикнула от острой боли. Да что же это такое? Долго меня ещё будет пронзать невидимый кинжал всякий раз, когда я касаюсь… мужской руки? Только мужской… А вот с Роханом такого не было! Рохан держал мою ладонь в своей, и мне не было больно! Отчего?
Только подумав о том, с кем рядом пережила самое большое потрясение в жизни, я заметила бывшего лейтенанта императорской гвардии на лестнице в компании друзей-второкурсников. И застыла. Удобно ли будет поприветствовать его? Или лучше притвориться, что мы незнакомы? Быть может, Рохан постыдится знакомством с сиротой без приличной семьи?