Седьмое небо Вторая книга - стр. 22
– Зачем? Ты же видел, что все голосовали «за».
– Вы уже забыли, Иосиф Виссарионович, что мы с Вами впервые встретились, когда я был лейтенантом ВВС. И в ходе знакомства именно Вы приказали помочь мне забрать документы Клухорского перевала. Сейчас я – генерал-лейтенант, а прошло всего 11 лет и пять месяцев. Я руковожу одним из самых важных направлений в развитии страны. Есть успехи, есть неудачи, занят делом. Но первую нашу встречу хорошо помню. Как и всех тех людей, которые помогали выжить, учили меня. Считаю, что на своем месте Вы должны были оставаться до конца. Умереть руководителем страны. Но думаю, что это так и будет. Вы не тот человек, чтобы выращивать крыжовник.
– Не надо было этого делать, там в кулуарах все было решено задолго до Пленума. А тебе этого могут не простить. Иди, мое тогдашнее решение помочь тебе найти документы не было ошибкой. Многое из того, что сейчас имеем, заложено в сорок седьмом году. Ступай!
Всё это было позже, в конце января. Мы прибыли в Москву днем второго января, на Центральном аэродроме обоих космонавтов и меня ждала красная ковровая дорожка длиной сто метров. Так здесь встречают глав иностранных государств. От трапа новенького Ил-18 мы шли обратным клином, я остановился за несколько шагов до отдававшего рапорт полковника Берегового. Подошел к трибуне, когда рапорты были отданы, сам рапорт не отдавал, но после небольшого митинга добирался в Кремль на машине Сталина, на боковом сидении. Зато без остановок у Боровицких ворот. Кинотеатры Москвы уже крутили цветной фильм, снятый Константином Петровичем и, немного, Георгием Тимофеевичем, на цветную пленку, длиной в целый час, снятую в космосе. Было совершенно очевидно, что в этом месяце ее увидят все жители Европы и Северной Америки. Специальный стол был установлен в кабинете Сталина, на котором разложили поздравительные телеграммы со всех стран мира, в адрес Сталина и обоих космонавтов. В сообщении Левитана сразу было объявлено, что выбор именно этих людей для первого полета был не случаен, командир корабля: летчик-испытатель первого класса, фронтовой летчик-штурмовик с большим количеством боевых вылетов, Герой Советского Союза с октября 1944 года, образование: высшее военное, бортинженер Феоктистов является ведущим конструктором космического корабля «Союз», доктором технических наук, участником Великой Отечественной войны, дивизионный разведчик. Оба участника полета удостоены звания ГСС, полковник Береговой стал генерал-майором. Страна шумно отмечала успех советской науки и техники. Эйзенхауэр, несмотря на сорванную передачу, прислал свои поздравления. А вот Фульхенсио Батисте пришлось прямо с новогоднего вечера перебираться на ближайший аэродром и лететь в Доминиканскую республику. В тот день, когда мы прилетели в Москву, в Гаване выступал Фидель, и отмечалась победа революции. Эйзи просто не знал, что за этими событиями тоже стоим мы. Зато мир даже и не заметил, что на Кубе сменилась власть! Аккуратность – прежде всего, Дуля! Не надо было злить Сталина ложными данными о тяжелом спутнике! Метал свои «апельсины», и всем было до одного места: чем ты там занимаешься. Решил соврать по-крупному? И сразу тебе показали то место, которое следует занимать президенту бывшей колонии. Советовали ведь тебе: «Смени советника по космосу!», нет, уперся! Но, в своей телеграмме Дуайт Эйзенхауэр приглашал обоих космонавтов и меня посетить с официальным визитом Соединенные Штаты. Дескать, «Ребята, давайте жить дружно!». «Ту-116» уже прошел государственные испытания и был готов для полета в Америку. Посольство открыло визу мгновенно всем двенадцати человекам, включая охрану, в тот раз они сработали без сучка и задоринки. Эйзи тогда не считал СССР виновником в произошедшем на Кубе. Диктаторы в Латинской Америке менялись с завидной регулярностью. Поэтому наш прилет в Вашингтон и Нью-Йорк прошел в нормальной обстановке.