Сделка - стр. 61
-Есть еще кое-что, - неохотно добавил Келлфер. - Это большой риск. Дарис может приказать тебе сказать правду, и ты не сумеешь солгать. Вряд ли он сделает это при мне, но если сделает — все пойдет прахом. Поэтому я могу, если ты мне разрешишь, временно убедить тебя, что запрет и правда был озвучен.
-Это как? - не поняла Илиана.
-Так же, как когда читал воспоминания — с твоего согласия. Я вложу в твой разум образ, который будет в нем до тех пор, пока я не уберу его оттуда. Но понимаю, Илиана, что пускать в свой разум другого человека может быть очень...
-Я вам верю, - прервала она его уверенно, и Келлфер поразился ее открытости. Сам бы он не смог никому довериться настолько, чтобы разрешить подобное действие. - Я же сказала. Это отличная идея. У меня только один вопрос: если я все-таки нарушу этот запрет, у меня в голове ничего не сгорит?
-Нет, ведь на самом деле приказа не было, - пораженно ответил Келлфер. - И все-таки подумай, Илиана. Хотя бы эту ночь. Ведь если он прикажет тебе говорить ему правду — ты можешь сжать кольцо и стать глухой. Даже если откажешься, я могу вовремя среагировать и попросту усыпить Дариса, если что-то пойдет не по плану.
-А дальше что? - озвучила она его мысли.
-Он проспит до самого возвращения, после чего я сдам его на руки матери, и вы больше не увидитесь.
-Звучит очень просто и абсолютно непривлекательно, - недоверчиво протянула Илиана. - Я всегда буду бояться его встретить, он станет меня искать, слать письма с приказами, еще как-нибудь их передавать, я не смогу знать, что работает, а что нет. И боюсь, потихоньку сойду с ума. Нет. Я хочу хотя бы попробовать освободиться.
20. 20.
Эта была лучшая ночь в моей жизни.
Да, здесь, в забытом богами Пар-ооле, запертая в подземных ходах, как крот, принадлежащая мужчине, которого я презирала и боялась, не имея возможности даже рассказать о своих бедах единственному человеку, который мог меня спасти, я была так счастлива, что то и дело слеза соскальзывала из уголка моего глаза и прокатывалась по щеке, а я улыбалась, не стирая каплю. Я устроилась в кольце рук Келлфера и положила голову ему на грудь, а он, нежно притянув меня к себе, задумчиво гладил мои волосы, и я чувствовала его дыхание, теплое и успокаивающее. Он иногда целовал мой висок, и хотя я не видела его лица и не могла читать его мыслей, все равно ощущала его улыбку, как и он, я уверена, ощущал мою. Я вдыхала его запах, наматывала на палец прядь восхитительно мягких и будто наполненных воздухом волос, играла с застежкой его рубашки. Келлфер иногда ловил мою руку и подносил ее к губам, согревая дыханием и лаская поцелуем, а после клал обратно себе на грудь, не отпуская, и в этом касании кожей к коже было больше нежности, чем я знала за всю мою жизнь.
Какое же это было счастье!
Я очень боялась, что Келлфер окажется хоть отдаленно похожим на своего сына, что он увлечет меня на нашу нехитрую постель и настоит на чем-то большем, не желая терять времени. Мне казалось, что тогда я умру — как только пойму, что он хочет лишь удовлетворить свою страсть, как хотел того Дарис. Как хотели многие мужчины раньше, все те, о ком мне противно было думать, кто давно слился в одну серую массу размытых воспоминаний о вечной надежде на то, что во мне разглядят душу, а не тело — надежде, разбившейся за всю мою жизнь так много раз, что вместо осколков осталась одна пыль. Судьба наградила меня привлекательной для большинства мужчин фигурой, а от мамы мне достались пухлые губы, которые эти безликие фигуры из прошлого все как один называли соблазнительными. Дарис не знал, что, несмотря на свой статус, он не слишком отличался от безымянных, - и что я привыкла не придавать значения ни словам любви, ни похотливым взглядам и пошлым намекам, он не знал тоже.