Сделаю тебя любимой - стр. 12
— Откуда ты знаешь?
— Я же сказал, из социальных сетей.
— Вранье! Я про это нигде не публиковала.
— Потому что некрасиво? Давай, начинай. Я пойду воды принесу и дров наколочу.
— Это несправедливо! Я терпеть это не могу, — почти вою, конючу, ресницами моргаю. Ну должен же он пожалеть меня. – Это противно.
— Жизнь вообще штука несправедливая. Не ускакала бы в лес, уже бы ели. Так что давай, приступай.
— Сволочь, — шепчу про себя, когда он уходит. Очень глупо оставлять мне нож. Если умею освежевать, то умею и ножом пользоваться. Но не сразу, нет. Я усыплю его бдительность, сделаю вид, что сдалась и согласилась жить в этом убожестве. Господи, кажется, там ползет паук!
Через пару часов, когда куропатки лежали готовые к жарке, а я выдыхалась от усталости, в дом входит Булат. В одной руке связка дров, в другой еще одно ведро с водой.
— Ребенок спит? — по телу проходит неприятная дрожь. Я не хочу знать, зачем он это спрашивает.
— Отпусти меня. Мой отец хорошо заплатит, — может слезы все — таки помогут?
— Деньги меня не интересуют. У меня их предостаточно.
Что – то незаметно!
— Тогда что? Что тебе от меня нужно? Какой смысл держать меня тут!?
— Для начала прибери тут. Потом пожарим куропатку… Ну а дальше ты знаешь…
— Что знаю?
— Детка, я только что сбежал из тюрьмы, как ты думаешь, чего мне так большего всего не хватало?
— Мне нельзя заниматься сексом.
— Ничего, я покажу тебе много способов как это можно делать без основных дырок.
— Ты просто…
— Да, я помню, извращенец. Бери тушки и пошли жарить. Или опять скажешь, что не умеешь.
— Скажу, что ненавижу тебя.
— Но жрать хочется, да?
— Да!
Этот огромный заросший детина чертовски прав. Есть хочется. На одних батончиках, пусть даже энергетических, далеко не уедешь. А тут мясо. И пусть оно пока не жаренное, у меня, кажется, слюнки текут от предстоящего вкуса.
Я выхожу с Юрой на улицу, сразу к углям, которые сделал мой похититель. Насаживаю дичь на железный шампур, который неизвестно откуда он достал, и ставлю на палящие жаром угли.
— Замариновать бы еще, — мечтаю, покачивая Юрку, пока Булат крутит мясо на вертеле. Воздух наполняется запахом, живот явственно урчит, вызывая у бандита ухмылку. Плевать. Пусть, что хочет, думает. А я у костра погреюсь. На деревья спокойные посмотрю. Порадуюсь, что комары не хотят меня сожрать, а муравьи забраться в задницу.
— Картошечки бы еще. И я бы добыл, не будь ты такой дурой.
— Дурой будет та, кто не стремится домой в комфорт и заботу, — фыркаю я, коротко взглянув на своего похитителя и абьюзера. И ведь кому-то такие нравятся. Огромные. Опасные. Непредсказуемые. Он раз махнет, и шея сломана. Не то что мой Сережа. Спокойный. Уравновешенный. Как же приятно погрузиться в мечты о нем и о нашем совместном будущем. — У меня дома люлька немецкая приехала, электрическая качалка швейцарская, подгузники японские.
— Удивительно, что папаша русского производства. Или я не прав?
— Конечно, русского. Сережей зовут. Самсоновым, — столько нежности в голосе он сам, наверное, никогда не слышал. Ему не нужна была сумасшедшая фанатка. Только друг. И я им была. Долгих три года…
— Ну, ты, прям, так сопливо говоришь. По любви, значит, заделали пацана?
— Конечно! — ну, с моей стороны точно.
— А кольцо где? И что ты одна на трассе делала?