Размер шрифта
-
+

Сделай ставку и беги - стр. 17

Когда Ленин говорил о кухарке, что станет управлять государством, он наверняка имел в виду Александру Яковлевну. Во всяком случае Антон был искренне в этом убежден. И оттого государству сочувствовал. Это до какой же скудости надо дойти, чтобы, перебрав десяток тысяч комбинатовских работников, вознести наверх его матушку, с ее заушными семью классами.

Как ни странно, именно карьерный рост Александры Яковлевны стал причиной трещины, образовавшейся в нежных дотоле отношениях сына и матери.

И даже не сам рост. Отношения испортились, когда в школе при Антоне мать назвали Фирсовской подстилкой. Кто такой Фирсов, он знал слабо, – кто-то из областного начальства. Но что подстилка и через это двинулась, понял досконально. И оттого морду сболтнувшему набил чувствительно. Однако к матери с того дня возникло брезгливое чувство, с которым боролся, но победить в себе не мог.

Сегодня Антон проснулся от резкого материнского голоса, – Александра Яковлевна кого-то распекала по телефону. В последнее время она усвоила этот начальственно – покровительственный тон.

– Что значит, в товарищах согласья нет? – вопрошала она. – Раз их в бригаду поставили, так и согласие должны найти… Причем здесь Крылов?.. Не знаю такого. Но надо будет, поставим на место и Крылова. Вызовем на профком, объясним задачу и всё сделает, как шелковый. Из какого он цеха? Ишь моду взяли – с начальством спорить.

Антон вскочил с кровати, пулей пролетел в соседнюю комнату, не церемонясь, вырвал у матери телефонную трубку и бросил на рычаг.

– Матушка! Господи! – простонал он. – Уж лучше б ты шпульки свои, как прежде, вставляла. А то позоришься перед всем миром. Стыдуха сплошная. Иван Андреевича Крылова она на профком вызывать собралась! Да он еще в девятнадцатом веке умер! Слышала хоть: «Беда, коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать пирожник»?

– Знаю, басня, – снисходительно подтвердила Александра Яковлевна. – Ее на днях на активе Первый как пример приводил.

Она горько поджала губы.

Оно и видно, что матери стыдишься, – недостаток образования Александра Яковлевна восполняла тонкой чувствительностью. – А чего стыдишься? Что одна-однова тебя на ноги подняла? Что квартиру вот эту трехкомнатную заслужила, когда другие по коммуналкам ютятся? Что колбаса в холодильнике не переводится? Между прочим, ЗИС, двойная камера, тоже не с неба свалился. А раз дают, стало быть, есть за что. Небось, когда тебя малолеткой посадить хотели, так я в кабинете начальника милиции на карачках ползала, чтоб прощение для тебя вымолить. И ничего – не стыдилась. Просто – сына спасала. Хоть и дура тебе мать, а не чужая. Так неужто взамен такое заслужила?

– Да не о том же я, – Антон смешался.

– А то не знаю, о чем! Да, не доучилась. Что ж? Зато, если мне чего из знаний не додано, то я партийным чутьем добираю. Со мной директор комбината не гнушается советоваться. Один родной сын, как нелюдь. Да где б ты щас был, если б меня на пироги-сапоги эти не выдвинули?

Она пригляделась к сыну. Примирительно потрепала за волосы:

– К матери у него придирки. Ткачихой – бабарихой при людях обзываешь. На себя лучше глянь. Неделю как из больницы. Едва спасли. И, пожалуйста, – веки-то вон, как у вурдалака. Опять с дружками гулял. А тебе про институт думать пора. Вступительные на носу. Надумал куда?

Страница 17