Сделай мне красиво! - стр. 2
Тетка мне комнатку под крышей выделила, как дядька меня привез, все причитала, что я не в их породу пошла, они все рослые, толстые, громкие, чернявые, а я мелкая и тощая. Рыжая. Ну, поплакала я дня три, уж очень мне страшно было в чужом доме очутиться. А потом стала потихоньку вокруг себя место украшать. Вижу, табурет не на месте, и зеркало на двери зря висит, неправильно оно там, нехорошо! Рядом дверь на чердак, а там мебели поломанной и барахла всякого навалом, я и порылась чуток в сундуках.
Тетка зашла и обомлела, до чего в моей каморке стало красиво! Я и коврик на стену нашла и половичок на пол, и качалку приспособила в угол. Полозья у нее поломанные, зато кресло само целое, красивое, с любовью сплетенное.
Тетка дядьку позвала, посмотрел он и вздохнул, обменялся с теткой взглядом непонятным.
– Может, оно и ничего, – прогудел гулко, да и только. – Кровь разбавленная.
Я ничего тогда не поняла. Не отругали и ладно.
А тетка давай меня к хозяйству привлекать, да к работам разным приспосабливать. Только ничего не выходило, ни пироги печь, ни на рынок ходить. Хотя уж чего проще, рынок – вот он, перед лавкой теткиной. Иди да купи, чего потребно. Недалеко и недолго. Тетка со мной неделю ходила, все показывала, где что, объясняла, что сколько стоит, у кого брать надобно, всех торговцев назвала по именам. А потом одну послала. Привела меня стража поздно вечером, всю зареванную, без денег и корзинки. Мне тогда лет десять было, не помню, кто корзинку выхватил и как денег лишилась, тоже не помню, я тогда с рыбами в чане разговаривала. Загляделась и заблудилась.
С того раза считали все меня малахольной, дурочкой непригодной. Тетка кричала и веником меня побила, а толку-то… Только хуже стало. Ровно ступор на меня находит, очнусь, а все сгорело, пролилось, сломалось, обрушилось.
Тетка слуг не держала, сама все справляла, пока она одна в доме, никто не жрет в три горла и не пачкает ни полы, ни скатерти. А я так и моталась не у дел. Стыдно было – не передать! За любую работу бралась, да все портила. Дармоедка и неумеха. Не на такое тетка рассчитывала, меня из приюта забирая. Соседи пороть советовали, да дядька их усовестил, что там бить, сказал, она с одного тычка помрет. Кара небесная, повод о смирении вспомнить, терпении и милосердии.
Но постепенно все стало налаживаться. Когда я не слушала, что мне скатерть в тазу шепчет, то и пятна отстирать удавалось, и метла слушалась. Она вообще покладистая была, сговорчивая. Добрая метла.
На рынок тоже ходить научилась. Вот иду за сыром, надо имя лавочника Михеля твердить, глаза в землю, а он уж меня сам увидит, ничего не спрашивая, кинет головку сыра в корзинку. Другие продавцы тоже, только корзинку протягивай. Знают меня на рынке, заблудиться не дадут. Иной раз и пирожок с яблоком сунут или леденец на палочке красный, сладкий.
В лавку мне тетка заходить запретила сразу, товар редкий, дорогой, не дай бог, грязными лапами дотронусь или порву чего! Но любопытно было – словами не передать! Проскользнула как-то за покупательницей дородной, да и зашла в лавку с парадного входа. Там такая корма, что таких, как я, троих можно в рядок поставить, не тесно будет.
Покупательница рассчиталась, да и вышла, а я осталась, рот разинув. Красота же! Кружево узорное, ленты яркие, вышивка такая, что глаза слепит. Тетка руки в боки уставила и уж воздуха набрала в грудь необъятную. Да я пискнуть успела: