Сделано с любовью - стр. 32
Совет – мимо кассы, поэтому я молчу. Зато не молчит Геныч:
– Жек, тебе сегодня оставшиеся мозги, что ль, вынесли?! Это каким местом она должна прочувствовать? Да она уже больше года его игнорит! Или забить ещё на год, что б наша ниндзя ещё и сравнительный анализ сделала?
– Геныч, а что ты сразу в крайности швыряешься? Девчонка просто ещё маленькая и глупая… Пусть подрастёт немного…
– На сколько сантиметров, олень – до твоей танцовщицы, что ли? Жек, лучше не беси! Кирюх, положись на меня! Хочешь, я твою ниндзю тебе завтра же достану?
– «Ниндзя» не склоняется, двоечник!
– Склоним, не боись! Кирюх, ты чего молчишь? – Геныч подорвался ко мне. – Слышь, сынок, тебе, может, это… сестричку позвать, чтоб укол сделала? Хоть поспишь немного…
– Не надо…
– Какой поспишь? – возмущается Жека. – Он нам ещё про весну не рассказал…
– Так! – в палату вторглась крупная молодая женщина в медицинском брючном костюме – похоже, дежурный врач. – Что здесь за шум и хождение среди ночи? Немедленно прекращайте все разговоры, больному нужен покой.
– Чего-о? – недовольно протянул Жека. – Да этот больной двадцать семь лет молчал! И ещё неизвестно, когда его снова так приложат, чтоб он разговорился. А покой мы оставим покойникам.
– А Вам, юноша, тоже не мешало бы прикрыть рот и глаза, – докторша развернулась к нему. – Вы очень неважно выглядите.
– Хо-хо! – обрадовался Геныч. – Не обращайте внимания, Светочка, он у нас всегда хреново выглядит. Но зато Вы бы посмотрели, на что теперь похож кулак того фулюгана, которого наш Евгений отделал своим глазом!
Спустя минуту Геныч приобнял и вывел из палаты хихикающую Светочку.
В приоткрытое окно с воем ворвался ветер, а по стеклу снова влупил дождь. Ну и зима!
– Охренеть – февраль! – озвучил мои мысли Женёк.
Не дождавшись ответного комментария, он надолго заткнулся и засопел, как буйвол.
Только с мысли сбивает.
– Кирюх, ну ты чего, обиделся?.. – не выдержал он молчания. Мне смешно, но ржать больно.
– Я тебе девочка, что ли? Устал просто немного…
– А-а, братух, ты извини, если я не то ляпнул, но ты ж знаешь, что я… – Жека шумно выдохнул, – я переживаю за тебя, Кирюх! Ты ведь ни хрена не рассказываешь, но иногда дружеский совет может быть нелишним. Тем более братский! Геныч вон всегда говорит, что одна голова – хорошо…
– А с туловищем намного полезнее! – распахнув дверь, провозгласил Геныч, сияющий, как золотой червонец.
– Быстро ж ты, Центнер, управился! Ну как – выгулял свое туловище?
– А то! Вы хоть заценить-то успели, инвалиды? У-гу-гу! – Геныч, пританцовывая посреди палаты, изобразил руками, в каких местах у Светочки «У-гу-гу!», и сокрушенно добавил: – И вот как тут бедным пациентам успокоиться с таким-то медперсоналом?!
– Геныч, как же тебя много! Присядь уже, будь добр, а то ведь в ногах правды нет…
– Ага, а в жопе её накопилось немеряно! – парировал Геныч, но всё же утрамбовал себя в кресло. – Кирюх, ты там не спишь ещё? Ты нам хотел про весну рассказать.
Не хотел. Я бы и вспоминать не хотел… Но забыть – никак.
– В марте я прилетал, – признаюсь неохотно. – Только не о чем говорить, пацаны… Прилетел и улетел в тот же день.
Я прикрыл глаза, вспоминая…
Моя Айка… худенькая, бледная и такая злая!.. Она как будто чужая совсем – не рада мне. Даже прикоснуться не позволила. Что не так я сделал?.. Как и я, моя девочка не слишком разговорчива… и каждое её слово – выстрел на поражение. Жду контрольный… и боюсь, как никогда в жизни. Не стала.