Счастливый удар - стр. 29

Ужасно чувствовать себя брошенной, как будто ты никогда не была по-настоящему важна. Это было самым худшим во всей той ситуации. И до сих пор причиняет боль, когда я думаю о годах, которые мы провели вместе.

Меня одолевало ужасное чувство дежавю. Я была не девятнадцатилетней женщиной, которая смотрит вслед своему уходящему парню, а маленькой девочкой, которая стоит в комнате органов опеки и спрашивает себя, почему еще одна потенциальная семья решила не удочерять ее.

Я расправляю плечи, когда Дэвид наконец смотрит на меня, и его улыбка тает, а фасад крошится по краям.

– Октавия, – напряженно и мучительно произносит он.

Продолжая улыбаться, я молчу и выпрямляюсь на стуле, успешно игнорируя его. Губы Оукли кривятся от смеха.

– Слышал о вашей утренней разминке. В следующий раз позовите меня. Я с удовольствием присоединился бы.

Дэвид чуть ли не светится, глядя на нового товарища по команде. Он никогда не умел улавливать настроение окружающих, но сегодня просто пробил дно.

– Не думаю, – отвечает Оукли и сует в рот ложку с мороженым.

Это резкое заявление так неожиданно, что я не успеваю сдержать смех. Я зажимаю рот ладонью, но слишком поздно. Ущерб уже нанесен.

– Почему ты смеешься? – спрашивает меня Дэвид, его голубые глаза больше не ледяные, а, наоборот, горят огнем. Я делаю непроницаемое лицо, отказываясь выдавать, как он и его враждебность влияют на меня. – Никогда не считал тебя хоккейной зайкой, но явно ошибался. Хотя хоккейный член – лучший член. Так что я не удивлен.

Я морщусь. Больно.

– Ты говоришь по собственному опыту? Получаешь много хоккейных членов, Ремер? – обвиняет Оукли, его глаза превращаются в две злые щелки.

– Черт, нет! Я совсем не это имел в виду, – защищается Дэвид.

Оукли хмыкает и показывает рукой на дверь.

– Тогда, если не возражаешь, ты прервал наш разговор.

– Ох, да. Ладно. Извини, чел, – блеет Дэвид.

Это пот у него между бровей?

Явно не желая подвергаться дальнейшему позору, мой бывший парень разворачивается на пятках и уходит, оставляя за собой звон дверного колокольчика.

Поддержка Оукли вызывает в груди теплое чувство, и я смотрю на него.

– Спасибо тебе.

Он пихает мою ступню под столом и сверкает белыми зубами в улыбке, от которой можно упасть в обморок.

– Всегда пожалуйста, Ава.

Раздевалка «Сэйнтс» гудит.

Это первая в сезоне игра с «Келоуна Вулфс», и, хотя я никогда с ними не играл, всем известно: они наш главный соперник – что делает эту игру одной из важнейших в сезоне.

Мне надо показать нашей команде и команде противника, что я играю лучше, чем они думают. То, что я не капитан этой команды – пока, – не значит, что я не должен играть на пределе возможного. Я лучше играю под давлением, и сегодня в нем нет недостатка.

Когда я заканчиваю надевать экипировку и завязываю последний узел на коньках, заходит тренер и требует всеобщего внимания. Мы толпимся вокруг него, сталкиваясь плечевыми щитками, наше тяжелое дыхание смешивается. Сейчас нервозность в помещении можно почувствовать на вкус.

Тренер Гаррисон – крупный мужчина, вероятно, самый крупный в помещении. С лысой головой и суровыми карими глазами, он поистине устрашающий. Играть под его руководством совсем не то, что с Баннером, но я принял перемены.

– Сегодня важная игра, вы все это знаете. Нам надо показать этим ребятам, что в этом сезоне мы выступаем активно. Ясно? Может, мы и лишились своего капитана, но это не значит, что мы в меньшинстве. У нас лучший нападающий в лиге.