Счастливый брак - стр. 4

Грудь дразнила россыпью родинок вокруг левого соска.

Но это воспринималось отстраненно.

– Нет, – ответил Кленин.

– Я тоже.

Любимой Ларисиной позой было поставить одну ногу на сиденье стула и положить подбородок на колено.

Сейчас она так и устроилась.

– А ты знаешь хоть кого-нибудь, который порнографию не смотрит?

– Ну… – он замялся. – Как тебе сказать…

Клип шел в качестве «1080 р», но совокуплялись явно не порноактеры, а любители, пришедшие на профессиональную студию.

– Я, конечно, имею в виду не детсадовских воспиталок и не пенсионеров с отсохшими гениталиями, а нормальных людей.

– Пожалуй, что не знаю, – признался Кленин.

– То-то и оно! А почему?

Жена встала, подошла к двери, выглянула на лоджию, повернулась, снова села и ответила сама себе:

– Порнография – это атрибут секса, а секс…

Без звука в телевизоре оставалось неясным, чувствуют ли что-то мужчины.

Но относительно женщины сомнений не имелось. Ее лицо налилось свекольным цветом, между мощными бедрами было влажно: она витала на высоте.

–…Ты помнишь, как в детстве нам засирали мозги? Воспитывали на каких-то высоконравственных химерах типа «Горя от ума», заставляли выучивать письмо Татьяны и прочую хрень, не имеющую отношения к реальной жизни…

– Ты права, Лара.

Кленин кивнул, подумав о бутылке, выброшенной ночью за окно.

– Внушали, что главной является сверхзадача типа полететь на Юпитер и надеть его кольцо себе на голову.

– Скорее, на жопу.

– А на самом деле главным в жизни является секс.

– Секс… – эхом отозвался он.

– Есть секс – есть смысл жизни. Нету секса – и смысла нет.

Лариса говорила порывисто.

Было ясно, что эти тезисы она выстрадала до глубины.

– Если нет секса, бессмысленно остальное…

На экране к толстой женщине присоединился третий мужчина.

Двое приходовали ее с двух концов, этот стоял сбоку и, просунувшись под тело, мял молочные железы.

Зрелище и отталкивало и притягивало.

–…Все-все-все. Работа, карьера, деньги. Квартиры, машины, дачи. Успешные дети и отдых на Канарах. Все бессмысленно, если между нами все пропало.

Самый молодой из участников отпрянул, продемонстрировал результат, и тут же припал обратно.

– Все бессмысленно. Можешь сидеть на вершине Эвереста, на золотом троне, инкрустированным стразами Сваровски, но испытывать единственное желание – броситься головой вниз.

Женщина на экране, вероятно, таких желаний не испытывала.

– А ведь когда-то мы с тобой наслаждались друг другом так, что…

– И еще как, – подтвердил Кленин, вспомнив ночные мысли.

– Но все изменилось. Незаметно, но безнадежно.

– Мальчишкой я успел застать советские деньги, – сказал он. – Бывало, бежишь по лестнице, уронишь пятак – звон на весь подъезд. А сейчас – не монеты, а какие-то спрессованные какашки.

– Ты к чему это вспомнил? – жена взглянула удивленно.

– Сам не знаю. Просто подумалось, что все меняется, причем к худшему.

– Насчет «меняется»… Если уж к слову пришлось… Ты знаешь, Юра. Можешь не верить, но я за всю жизнь тебе ни разу не изменила!

– Почему «не верить»? – возразил Кленин. – Если я тебе тоже никогда не изменял, слишком сильно тебя уважаю.

– Верю.

– Хотя в любой момент мог найти обожженную солярием поблядушку и трахаться с ней все лето напролет.

– А почему только летом?

– Тепло, как в Турции. Можно заехать куда-нибудь за гаражи и епстись на заднем сиденье.