Счастливые и несчастные (сборник) - стр. 24
И все же неудачный старт не обескуражил его; он приготовился к затяжному лыжному марафону, а для начала решил ввести длинноногую красотку в свою компанию. На следующий день снова дождался ее в коридоре и предложил «послушать музыку в обществе его друзей». И получил, как снежок в лицо, резкий отказ. С неизменным равнодушием она отчеканила:
– Я уже наслышалась о вас. Вы такой праведник, что тошно. Наверняка и ваша компания не отличается от вас, – и смерила его ледяным взглядом.
У него пробежали мурашки по спине, лицо побледнело, будто покрылось изморозью. А наутро воспалились глаза от бессонной ночи, было похоже – он получил ожог роговицы от резкого, сверкающего на солнце снега. Он привык к поклонению, и вдруг пришлось позорно сойти с дистанции.
В его груди забушевал пожар раненого самолюбия. Несколько дней он боролся с огнем: все свободное время, чтобы сбить пламя, проводил на лыжах, валялся в сугробах, но это не помогло, пожар разгорелся сильнее и уже вырвался наружу – его заметили все сотрудники института и открыто посмеивались над незадачливым героем зимней романтической истории.
Больше всех отпускал колкостей слесарь института Степан по прозвищу Коротышка, который обитал в подвальной мастерской. Коротышка был безумный тип: маленький, сутулый, почти горбун, да еще вечно угрюмый, с гнусавым голосом – со стороны он напоминал кривобокий снеговик с носом – красной сосулькой; от него постоянно несло машинным маслом и спиртным. Всех мужчин за глаза он называл «козлами», а женщин – «телками». Не раз его собирались выгнать из института за пьянство, но не могли найти замену.
– Кто сильно пьет, в крупном масштабе, тот и дела делает основательно, – ухмылялся Коротышка, ковыляя по институту с ящиком инструмента. – Ну, как дела с телками?
– С кривой усмешкой спрашивал он инженера, не глядя на него (он никогда не смотрел на собеседника, а зыркал глазами по сторонам, с нахальным видом сверлил сотрудниц).
– Небось, все вздыхаешь по этой новой телке?.. Сердце бабы надо завоевывать взглядом. Потом наплел ей что-то и в койку. На кобылку плюнь, тебе не обломится, у тебя не тот взгляд… А если башка по ней трещит, пропусти рюмку, враз полегчает. Водочка, она полезная вещь, помогает снять напряг, сосуды расширяет. Спускайся ко мне в подвал, налью. У меня в загашнике всегда припрятано.
«Не обломится, не тот взгляд!» – эти слова долго звучали в ушах инженера, но он все-таки рискнул еще раз встать на лыжню и добраться до финиша. Подождал новую сотрудницу после работы и, пока они шли до метро под снегопадом, вернее, он семенил рядом, еле поспевая за ее гулливерскими шагами, безостановочно говорил о своем «чисто любительском отношении к спорту», об авторской песне, о холостяцкой квартире с неплохой библиотекой, в которой есть книги и про конный спорт, и про фехтование… Она слушала безучастно, а у метро остановилась, смахнула с лица снежные хлопья и бросила на него убийственно-равнодушный взгляд.
– Неужели вы не поняли, что вы не мой тип мужчины? И не старайтесь напрасно, не выслеживайте меня.
На него как будто рухнула снежная лавина. Гулливерша исчезла за стеклянной дверью, а он долго стоял под снегопадом, смотрел на ее следы – слежавшиеся лепешки снега, похожие на вафли; стоял, точно замороженный, пока не превратился в белую статую.