Счастливы по-своему - стр. 11
Юля протянула руку к дверной ручке, но, услышав следующие слова, остановилась.
– Жила-была одна глупая женщина. Нет, сначала, да, сначала она была не глупая. А потом – ух! Ей под хвост попала чудесатинка. Причем изначально у нее и хвоста-то не было. Не спрашивай, как так. Попала чудесатинка, а от этого у нее вырос хвост и во-от такие зубищи. И еще когти – длиннющие когти в красном маникюре.
Чудесатинка – это жучок, крохотный такой, красноглазый, – подскочила и – цап! Цап ее за попу! А она так испугалась, что подскочила вверх на метр, врезалась головой в потолок и от удара – да, от удара у нее все мозги через уши вылетели. Может, самая чуточка мозгов осталась. Представляешь, Степаныч? Ай-яй-яй, без мозгов-то нехорошо.
Ну, теперь у нее мозгов нет, хвост есть, зубы, когти. Она когти в маникюре растопырила, говорит: таперича с такими когтями я по хозяйству ничего делать не могу. А зубы у нее чешутся – страсть! Прямо как у тебя, Быстрый. Стала она об мужа зубы чесать. Чесала-чесала, он уже не знал, куда деться от нее, стал весь красный, искусанный, а не сбежишь. Что делать – жена ж. Он от нее стулом заслонился – она стул прогрызла. Он стол, как щит, выставил – она, да, и стол зубищами прогрызла. Он взмолился: не грызи меня больше, женушка, пожалей! А она ему говорит: найди мне няньку, чтоб было кого грызть, тогда тебя пожалею! Куснула его на прощанье и пошла со двора.
М-да… Стал муж няньку искать. Думает, скажу, что жена у меня грымза загрызучая, так никто не пойдет к нам. Муж-то умный был, его чудесатинка не кусала. Нет, буду всем говорить, что жена у меня искусница, да не простая, а прям кандидат искусствоведческих наук…
Юля не стала дослушивать. Соскребла себя с веранды и пошла на работу.
Глава 3
Богдан Соловей, бросив небольшой чемодан в номере, снова сел в свою «богиню» (он купил ее полгода назад и до сих пор за рулем жмурился от удовольствия) и поехал по заранее намеченному адресу.
По пути он остановился у цветочного киоска. Выбрал винно-красные розы и спросил, могут ли набрать в букет семьдесят семь? Что вы, откуда столько! Но Соловей не отступился от своей цифры. К бордовым розам добавились карминовые, цвета пионерского галстука, цвета девичьего румянца, апельсиновые, яично-желтые, снежные – все рослые, как пальмы, на крепких деревянных ногах. Откуда такие? Из Колумбии привозят. А зачем вам именно семьдесят семь? – поинтересовалась продавщица.
– Я люблю большие и красивые числа, – ответил посетитель.
Букет размером с бочку, протестующе шурша целлофаном, еле влез на пассажирское сиденье «дээс», и с ним Богдан подъехал к основательному дому мятного цвета, с белыми, будто вздутыми балконами. Четырехэтажный дом стоял напротив ограды Центрального парка, а во дворе у него, помимо темных и высоченных лип, разместилась линейка гаражей. В этот дом (и его близнецы по соседству) в 60-е годы в Домске заселили начальство второй крупности и прочую «элиту». Перед подъездом Соловей приостановился, вздохнул, собираясь с силами, и ринулся вперед с розовым кустом наперевес. На третьем этаже позвонил в дверь – не получил ответа. Более продолжительный трезвон не помог. В сумраке лестничной площадки классический профиль Богдана посмурнел.
– Где, интересно, шляется эта достойная женщина? – спросил он себя.