Счастливо оставаться! (сборник) - стр. 35
Такая вольность в подразделении под командованием Ираиды Семеновны Звягиной не просто не приветствовалась, а строго наказывалась. Сегодняшний прецедент в кухне не стал исключением: Ираида схватила висящее на спинке стула кухонное полотенце и треснула Ольгу со всей силы.
– Не на-а-адо! – заорал Вовка и бросился к матери.
Ираида оторопела, но вовремя сориентировалась на местности:
– Я тебе дам «не на-а-адо»! Я тебе дам сейчас! Тоже мне защитник нашелся! «Не на-а-адо!»
Одним словом, защитнику тоже досталось по первое число, и чтобы не получить еще и по второе, Вовик стремглав вылетел из дома под истошные материнские вопли:
– В баню запру! Обоих! Довели!
Чем уж так довели дети Ираиду, было не совсем понятно, но Ольга решила достоинства все же не терять, поэтому удалилась нарочито медленно и с гордо поднятой головой. Такого грандиозного исхода Ираида пережить не смогла и зло заплакала:
– Что за девка, господи! Что это за девка?! За что ж она меня так ненавидит? За что? Что я сделала? – причитала Звягина. – Родила, растила, ночей не спала. И что в ответ? Глаза выпучит… Ноздри раздуваются… Ой, не зря на ней эта отметина! Не зря! Ведь говорили мне бабы – не к добру оно, это пятно. А то: «В деда! В деда!» Точно в деда – и уйти-то по-человечески не смог! Раз – и посреди жизни помер. И Ольга вся в него: несуразная, себе на уме. Никогда не знаешь, что от нее ждать! Вот точно – меченая!
А меченая в это время вместе с братом подпирала плетень у загона гусями и плела свое затейливое кружево слов:
– Вот видишь, – обращалась она к Вовке. – Я ж говорила, что вам не родная. Я ж говорила? – в который раз переспрашивала девочка брата с надрывом.
– Говорила, – соглашался мальчик и внимательно рассматривал, как по оббитому носу его сандалика ползет какая-то невзрачная букашка.
– Во-о-о-от! – с садистским наслаждением тянула Ольга. – А раз я не родная вам, то она меня не любит. Тебя любит, жалеет, а меня нет. И бьет…
– Меня тоже бьет, – безнадежно прошептал Вовик, наверное, из солидарности.
Оля с интересом посмотрела на брата и выдвинула предположение:
– Слушай, а может, ты тоже не родной им?
– Я-а-а? – задохнулся от страшного вопроса мальчик.
– Ты-ы-ы! Вот подумай: если ребенок родной – его любят. А если любят – то не бьют и в бане не запирают, и не обзываются.
– Не обзываются… – подтвердил Вовка.
– Значит, – торжественно произнесла Оля, – ты тоже! Совсем… Им… Не… родной.
– Ду-у-ра! – заорал мальчик. – Ду-у-ра! Уродина! Я родной! Родной…
Ольга удовлетворенно посмотрела на плоды своей аналитической деятельности и торжествующе повторила:
– Не… род… ной!
Вовка от безысходности надрал полные пригоршни пожухлой травы и с наслаждением швырнул их в сестру. Обсыпанная с ног до головы кудрявая бестия с наслаждением прошипела:
– А ты забыл, придурок, что Трифону обещал? Вот теперь точно гусем станешь!
Из-за забора донесся гогот гусака, и Вова, не выдержав нахлынувшего ужаса, обратился в орган опеки без соответствующего письменного заявления.
– Мама! Мамочка! – истошно вопил мальчик. – Мамулечка моя! Убей эту дуру! Отдай ее назад! Я родной! Ма-а-ама!
Ираида, услышав трубный рев сына, оторвалась от стряпни и выскочила во двор.
Увидев встревоженную мамашу, Вовка бросился, воткнулся в материнский живот, прирос к нему всем своим детским телом и, захлебываясь рыданиями, призвал женщину к ответу: