Счастливчик - стр. 20
– Казалось, вы, ребята, веселились от души.
– Так и было.
– И это все, что ты можешь сказать?
– Я просто устал, мам.
Она указала на кафе-мороженое «Дейри куин», замаячившее вдалеке:
– Хочешь заехать и поесть мороженого?
– Это для меня вредно.
– Эй, здесь я – мать. Так что эти слова должна произносить я. Просто подумала, если тебе жарко, то, возможно, ты захочешь мороженого.
– Я не голоден – только что поел торта.
– Ладно. Как знаешь. Только не обижайся на меня, если приедешь домой и поймешь, что следовало ухватиться за такую возможность.
– Не буду. – Он отвернулся и уставился в окно.
– Эй, парень, ты в порядке?
Когда Бен заговорил, его голос едва можно было услышать из-за порывов ветра.
– Почему я должен ехать к папе? Веселья там точно не будет. Он вечно заставляет меня ложиться в девять, как будто я до сих пор во втором классе или что-то вроде того. Я даже устать не успеваю. А завтра он меня заставит целый день что-то делать по дому.
– Я думала, он повезет тебя к дедушке на обед после церкви.
– Все равно не хочу ехать.
«И я не хочу, чтобы ты ехал», – подумала она. Но что она могла сделать?
– Почему бы тебе не взять с собой книгу? – предложила Бет. – Ты сможешь читать ее у себя в комнате вечером, а если заскучаешь завтра, то и у дедушки тоже.
– Ты всегда так говоришь.
«Потому что я не знаю, что еще тебе сказать», – подумала она.
– Хочешь заехать в книжный магазин?
– Нет, – ответил сын. Но она поняла, что на самом деле он не это имел в виду.
– Ладно. Как бы там ни было, пойдем со мной. Я хочу купить книжку себе.
– Хорошо.
– Мне жаль, что так вышло, ты знаешь.
– Да, я знаю.
Поход в книжный магазин не особенно повысил настроение Бена. Хотя в итоге он выбрал парочку детективов о братьях Харди, она видела, с каким обреченным видом он встал в очередь в кассу. По пути домой Бен открыл одну из книг и притворился, что читает. Бет была почти уверена, что он сделал это нарочно, чтобы избавиться от ее бесчисленных вопросов и не изображать поддельную радость в преддверии ночи в доме отца. В десять лет мальчик уже удивительным образом научился предугадывать ее действия.
Ее страшно раздражало, что он не любит ездить к отцу. Она посмотрела, как он вошел в дом, зная, что он направляется в свою комнату собирать вещи. Вместо того чтобы последовать за ним, она села на ступеньках веранды и в тысячный раз пожалела о том, что не может принять волевое решение. Все еще стояла жара, и, судя по скулению, доносившемуся из питомника, собаки тоже тяжело ее переносили. Она прислушалась, надеясь уловить признаки присутствия Наны в доме. Если бы она была на кухне, когда вошел Бен, она точно услышала бы ее. Нана постоянно создавала шум. Не из-за инсульта, а потому что такова была от природы. В семьдесят шесть она вела себя как в семнадцать: громко смеялась, подбрасывала блины лопаткой, когда готовила, обожала бейсбол и включала радио на полную громкость, так что закладывало уши, когда по волне Эн-пи-ар включали что-нибудь из эры биг-бэнда[6]. «Такая музыка не растет, как бананы, ты же знаешь». До самого инсульта она носила резиновые сапоги, комбинезоны и огромную соломенную шляпу почти каждый день, топая по двору и обучая собак идти рядом, или прибегать по зову, или оставаться на месте.
Много лет назад вместе с мужем Нана могла научить их почти всему. Вместе они разводили и дрессировали охотничьих собак, собак-поводырей для слепых, собак, умеющих искать наркотики, для полиции, и сторожевых собак для охраны дома. Теперь все было не так, она занималась подобной работой лишь изредка. Не потому, что не знала, что делать, – она все равно по большей части занималась дрессурой сама. Просто на дрессировку сторожевой собаки уходило четырнадцать месяцев, и Нана, которая за три секунды могла полюбить даже белку, очень переживала, едва приходило время отдавать собаку. А когда рядом не оказалось дедушки, который говорил: «Мы уже его продали, так что у нас нет выбора», – Нана поняла, что ей проще свернуть бизнес.