СчастливаЯ, или Дорога к себе - стр. 4
Домой я вернулась не скоро. Димка спал, а мама… Мама сильно встревожилась.
– Еля! Тебя так долго не было! Где ты была?
– Мам… Мам…
– Что, мам?
– Я потеряла деньги, – выдавила из себя с жутким трудом.
– Потеряла деньги? А колбасу купила?
– Нет.
– Как это случилось?
Я все рассказала. Хлеб мне купили люди. Выразили свое сочувствие. Я вернулась домой с целой буханкой. Потом… Потом случился термоядерный взрыв. Божество в лице мамы взъярилось. Она схватила провод от сломанного утюга из кухонного шкафчика и пошла на меня.
– Ах ты, дрянь! Ах ты, засранка!
– Мама… Мамочка, не надо! Не надо, мамочка!
Ноги и ягодицы пронзает дикая, просто дикая боль. Тонкий стальной провод в оплетке становится огненным адом. Ощущения гораздо больнее, чем какой-то солдатский ремень. Больнее даже, когда ноги задевала металлическая солдатская пряжка. Так больно бьёт только скакалка.
– Последние деньги! Жить-то на что? Я же говорила тебе. Предупреждала!
– Мамочка! Мамочка!
Забиваюсь в угол за дверь, кричу, сворачиваюсь, как можно сильнее. И плачу, плачу навзрыд. Громко кричу, умоляю при каждом жгучем ударе:
– Не надо, мамочка! Ы-ы-ы… Не надо! А-а-а… Пожалуйста, больше не бей!
Как молитву повторяю и плачу, надеясь, что мама, наконец-то, простит. Мне всё-таки повезло. В какой-то момент мама сжалилась и ушла, продолжая ругаться. Сколько было ударов? Не знаю. Три, пять? Всё смешалось тогда.
Позже она всё время рассказывала, что я «посеяла» последние деньги, предназначенные на две недели. Впереди была неизвестность, зарплаты задерживали, денег так просто не взять. Она за всех нас тогда испугалась. Потому и объясняла мне. Видимо, жестокое наказание ей тоже не давало покоя, пока я о нём вспоминала.
А пока я плакала, сидя за дверью в углу. Мне было жаль себя, ноги, попа болели. Яркая жгучая боль тупела, становилась просто горячей. Даже в чем-то приятной.
Когда буря чуть улеглась, я показывала ей багровые полосы в надежде на принятие, жалость. Мне так хотелось любви. Её любви и прощения.
– Так тебе и надо, раззява. Будешь знать, как не слушаться! – сказала в ответ она.
Буду слушаться, мама! Конечно, буду! Я ослушалась тебя, поступила неправильно. Виновата, понятно. Ты меня наказала, значит, я искупила вину.
Ух, эти парень и девушка! Зачем они мои деньги забрали? Разве так поступают? Ух, этот несчастный рогалик! Вот приспичило же его купить! Ведь можно же было обойтись без еды? Жаль, что так получилось. Ах, как же жалко себя! Из-за них я так пострадала. Бедненькая, ну, Елечка… Ну, не плачь. Ну, пожалуйста.
Я неистово жалела себя. Так любила себя через жалость.
Зрение упало сильнее.
– Вашей девочке нужна операция.
– Что? – мама испугана. – На глазах?
– Напишите в Москву. Спросите у Федорова. Может, он вам поможет.
Вижу, как мамочка строчит письмо. Почерк у неё аккуратный. Мне нравится, как она выводит букву за буквой. Я вот так не умею, пишу, как курица лапой. Когда-нибудь обязательно научусь писать так же красиво.
Начались врачи, консультации, поликлиники. Все-таки общий наркоз, операция, какой-то скальпель и нитки в глазах. И мама! Мама со мной. Она меня любит, заботится. Прям как тогда с переломом! Подмывала меня, мыла голову. Мама снова любила меня. Точно так же, как любила до братика.
В перерывах между работой папа со мной занимается. Хочет, чтобы я стала сильной, здоровой. Мы тренируем выносливость.