Счастье в огне - стр. 20
Суматоха нарастала, в сестринских и процедурных кабинетах царил погром, всегда сопутствующий переезду, уже начали сносить вниз ящики с медикаментами и перевязочным материалом. И только в операционных царил армейский порядок – там все еще оперировали.
Часов в одиннадцать начали раздавать обед, который решено было перенести на два часа раньше, чтобы не задерживаться потом с погрузкой, и воцарилась, наконец, относительная тишина. Вдруг со двора раздался крик: «Раненых привезли!» Варвара бросилась к окну: во двор госпиталя один за другим въезжали открытые грузовики, набитые пыльными, наспех перевязанными бойцами. Сторож, размахивая руками, что-то кричал водителю первого грузовика, но машины продолжали движение. И вот уже открыты борта, на землю тяжело спускаются люди, изможденные болью, жаждой и дикой, нечеловеческой усталостью. Следом спускают тяжелых и кладут их прямо на землю, в дворовую пыль.
«Что же это происходит? Куда же их? Мы ведь уезжаем» – мысли скачками неслись у Вари в голове, и она опрометью кинулась к лестнице, где чуть не врезалась в Василия Петровича, спускающегося вниз. Друг и коллега Вариного отца, занявший пост главврача после ухода того на фронт, зарекомендовал себя как отличный администратор – он никогда не поддавался панике, четко и решительно улаживал все проблемы. Вот и сейчас он размеренным, уверенным шагом вышел во двор, одним своим появлением успокоив нервозность, царившую среди персонала. Из самой гущи мечущихся по двору людей вынырнула сестра-хозяйка – румяная, дородная женщина, славящаяся своей добродушной простотой и материнской любовью к своим подопечным.
– Василий Петрович! Ну как же так? Говорю же им, что уезжаем мы, но ведь не слушают совсем. Господи, что же делать то, а? И солдатики-то, солдатики, так горемыки намаялись. Куда же их, а? Как же они?
– Фаина Дмитриевна, голубушка, пожалуйста, успокойтесь, – и главврач, мягко отстранив женщину, направился к машинам, попутно останавливаясь около раненых, лежащих на земле. Около некоторых он задерживался, на других кидал только оценивающий взгляд. Медсестры, сгрудившиеся на крыльце, несмотря на растерянность, по привычке двинулись за своим руководителем. Разгрузка раненых приостановилась – все следили за движением людей в белых халатах.
– Василий Петрович, может Вам позвонить? – Фаина Дмитриевна, привыкшая к порядку, царящему в стенах госпиталя, еще раз попыталась стабилизировать ситуацию.
– Куда? – главврач присел на корточки возле бойца, бывшего без сознания. Из груди его вырывался то ли хрип, то ли свист, из-под неровно наложенной повязки сочилась сукровица.
– Ну как куда? Ну, в горком или в облисполком, или, я не знаю. Ну, кто занимается эвакуацией?
– Да звонил я уже. И утром, и между операциями четыре раза.
– И что, что они сказали?
– А ничего.
– Как? Как это ничего?
– Ничего, потому что ни один телефон в городе не отвечает.
– Почему? – в голосе сестры-хозяйки зазвучала паника.
– Я… не знаю.… Три часа назад я послал Смирнову выяснить, что происходит, однако она до сих пор не вернулась.
В этот момент дошли до машины, около которой суетился сержант, руководивший разгрузкой.
– Товарищ сержант, я главврач госпиталя. Объясните, пожалуйста, что происходит.
Сержант обернулся. На вид ему было лет девятнадцать– двадцать. По лицу его струйками стекал пот, который он вытирал пыльным рукавом гимнастерки, отчего на щеках образовались черные полосы, и это придавало ему совсем мальчишеский вид.