Счастье по собственному желанию - стр. 20
– А Тимоха злится и на меня орет. Я его работу искать посылаю, а он на меня орет. Говорит, воровать – не обучен. Обучен, говорит, только этих воров брать с поличным. Он же у меня кто? Он же у меня «минцанер» поганый. Честный и правильный. Он мзду не берет! Ему за державу обидно! Ладно, Любка, пошла ты…
И Татьяна бросила трубку.
Люба задумалась.
У Савельевых очередной скандал на почве материальной недостаточности. Либо Таньке ее новое платье так понравилось, жаль, объяснить ей не успела, что мать прислала посылку с обновками на прошлой неделе. Либо кто-то из соседей чем-то обзавелся. Таньку, понятное дело, закусила зависть. Такое бывало и прежде. Она выпила и закатила Тимохе истерику.
Ох, и жалко же его! Ну, такой хороший парень, такой хороший, а достался завистливой истеричке. А когда-то пытался за ней – Любой – ухаживать. И даже делал несмелые попытки поцеловать ее у подъезда. Но появился Ким, и Тимоха отступил в сторону. Позвонить ему, что ли? Тысячу лет не пересекались. Все опять из-за чего? Из-за Танькиной истеричности…
– Алло, Тимоша, ты? – она узнала его сразу, и обрадовалась вдруг, и сразу поняла, что очень соскучилась по его глуховатому прокуренному тенору. – Привет, это Люба.
– Это ты, Закатова?! Вот это сюрприз. Чего это ты так поздно звонишь мне? Да еще на работу! Случилось что-нибудь? Не твой благоверный…
– Нет, нет, нет, – она рассмеялась, Тимошина привычка мгновенно перехватывать инициативу в разговоре могла свести с ума кого угодно. – Все у меня нормально. Просто решила позвонить.
– Просто? Ага… Просто, значит… – Савельев на какое-то время задумался, а потом неожиданно спросил: – А тебе случайно Танька моя не звонила только что?
– Татьяна? – Люба быстро соображала, что бы такого соврать безобидного, чтобы не рассорить окончательно и без того часто ссорившихся супругов, но врать не умела изначально, поэтому со вздохом призналась: – Звонила.
– Нажралась, небось, пьяная и о жизни своей несчастной кручинится. Так? – Тимоха хотел казаться эдаким весельчаком, балагуром, но в голосе никакой радости не было, скорее раздражение и даже потаенная какая-то ненависть.
– Да не совсем… – промямлила Люба, все еще пытаясь выгородить подвыпившую Татьяну. – Так что-то молола непонятное. Хватит об этом… Ты-то как? Тысячу лет не виделись. Хоть бы зашел, поговорили бы.
– Может, как-нибудь и зайду, – пообещал неожиданно Тимоха, обычно начинал мямлить что-то маловразумительное о занятости и усталости, а тут вдруг… – Поговорим. Вспомним дни былые. Ким здесь, знаешь?
– Знаю.
– Виделись?
– Мельком. В ресторане.
– А-аа, это когда было-то! Про это он мне говорил. А потом? Потом что, так ни разу и не пересеклись? – Тимоха чертыхнулся вполголоса и снова с заметным Раздражением: – Неужели у вас – взрослых серьезных людей – не нашлось достаточно ума и времени, чтобы встретиться и все обсудить, а?! Люба, ну ты-то что?! Неужели не жалко прожитых впустую лет, а? Ладно он, баран упрямый, ты-то что?..
Люба заморгала часто-часто, пытаясь прогнать подступившие слезы.
Господи, как же хорошо, что она вдруг ему позвонила. Не стала торчать у телевизора, как делала в последнее время. Не стала выпендриваться с феном перед зеркалом, непонятно для кого укладывая волосы. И это на ночь-то… А, выслушав пьяный клекот Татьяны, взяла и позвонила ее мужу – самому хорошему и доброму мужику на свете. После Кима, конечно.