Счастье на десерт - стр. 9
— Мама, а это кто? — спрашивает девчонка.
Я уговариваю себя, что ошиблась, что это не она. Просто какая-то похожая тётка. Жадно рассматриваю, но это она! Даже причёска та же, шрам на левой брови, родинка над губой, рост тот же и возраст. И она беременна, месяцев шесть навскидку. Это моя мать живая и здоровая, в детском магазине с новой дочерью выбирает вещи будущему сыну.
— Никто, Поль, девушка, просто обозналась! — лезет в сумку.
Достаёт телефон, я отчётливо вижу, как у неё дрожат руки.
— Милый, мы закончили, да, забери нас. Прямо сейчас. Подъезжай к центральному входу. Мы уже выходим.
Отбив звонок хватает девчонку за руку и тащит к выходу.
— Мам, а как же бодики? — гундит та.
— В другом магазине купим! Пошли быстрее! Шевели ногами, Полина!
Девчонка буксует то и дело, оглядываясь на меня.
Она жива! Жива! Шарахнулась от меня как от прокажённой! Сделала вид, будто мы не знакомы.
Вот сука! Жива и здорова, рожает новых детей и делает вид, что меня не знает!
От масштабов этого пиздеца меня накрывает истерика, я начинаю ржать и рыдать одновременно. Меня скрючивает от боли, и я падаю, разбиваю колени о каменный пол.
— Мирослава! Ты чего? Эй, тебе плохо?
Миша подлетает, пытается поднять. А я не могу встать, я даже дышать от боли не могу, какой там встать. Я не чувствую ни рук, ни ног, тела не чувствую. Мне кажется, меня больше вообще нет. Разве может нормальный человек дышать после такого предательства? Я её двенадцать лет оплакивала, а она жива, здорова у неё «милый» и новые дети. И Нюра в этом фарсе тоже участвует? Не может она не знать, что её дочь жива.
— Мира, посмотри на меня! Дыши глубже, постарайся успокоиться! — Миша выглядит расстроенным, потерянным.
Но он рядом, держит меня за руку и пытается помочь, хотя знает меня пару дней. А женщина, что меня родила, просто сбежала!
— Мирослава, что случилось? У тебя какой-то приступ? Лекарства есть? — Миша лезет в мой рюкзак. Нервно перетряхивает его содержимое.
Он принял меня за душевнобольную?
— Не-нет, Ми-ша. — цепляюсь за его руки, хочу сказать, что я здорова и такое со мной впервые. С ужасом понимаю, что заикаюсь. Это мой самый страшный кошмар наяву.
Я год заикалась после смерти мамы. Что только Нюра не перепробовала. Таскала меня по врачам, бабкам, психологам. Ничего не помогало. Прошло само, на первую годовщину смерти. Когда я её отпустила.
Меня травили в школе из-за этого. Целый год я была на домашнем обучении. Потому что, не могла смириться с потерей единственного родителя. Я и так всю жизнь была безотцовщиной и не хотела быть круглой сиротой. Ходила как обморок, похудела, практически перестала разговаривать. Какая нормальная мать поступит так со своим ребёнком?
Мне становится ужасно душно, воздуха катастрофически не хватает. Лёгкие начинает жечь, но я не могу вдохнуть.
Калейдоскопом мелькают перепуганные лица Миши и персонала.
— Кажется, это паническая атака, принесите воды и отойдите все! — рявкает Миша, ослабляет шнуровку на моём сарафане.
Хватает меня на руки, прячет нас за занавеской. Ему суют стакан с водой в примерочную.
Я кряхчу, не в силах продохнуть и хоть что-то сказать. Мне страшно и кажется, что я умираю.
— Выпей, не бойся. Я с тобой. В грудине жжёт? Это не сердце? Если жжёт, кивни, если нет, помотай головой! — командует Миша.