Счастье на десерт - стр. 26

Вообще, я не люблю откровенничать, но с ней это получается само собой.

Моя соседка сидит, напротив, завёрнутая в простыню и хрустит огурцом. После секса мы проголодались, и Мира сделала бутерброды с колбасой и нарезала овощей. Весьма непритязательная еда, но вкусно и я стараюсь не думать, что может входить в состав этой колбасы.

— Мирослава, что случилось тогда в детском магазине? — задаю вопрос, который никак не даёт мне покоя.

Соседка замирает как перепуганный заяц, нервно жуёт и начинает говорить.

— Я встретила мать, которую двенадцать лет считала погибшей. Она утонула, когда мне было десять, так мне сказала бабушка. Уехала в гости к подруге и не вернулась. Оказалось, что она просто влюбилась в очередной раз и бросила меня ради мужика. Я была к ней очень привязана и тяжело переживала её смерть, мне снились кошмары, я начала заикаться и практически перестала разговаривать, меня травили в школе, это был ад. А сейчас выясняется, что она жива, здорова у неё другая семья, муж, дочь и она беременна. Как-то так.

Мирослава вытирает щёки, по которым ручьём текут слёзы, часто моргает, прячется за волосами.

Ни хрена себе. А я-то думал, что со мной мать плохо поступила.

Отодвигаю тарелку с бутербродами, сажусь ближе. Обнимаю, она тихонько плачет. Понимаю, что ей это нужно, что так выходит стресс и обида, но всё равно очень жалко.

Проревевшись Мира начинает икать, приношу ей воды.

— Прости, что-то я совсем расклеилась, — виновато улыбается.

— Не извиняйся, ты умница. Не представляю, как бы сам смог такое пережить.

— Расскажи мне, как вышло, что тебя усыновили при живых родителях? — всхлипывает Мирослава, нос опухший, глаза красные. Но мне, кажется, что красивее её нет.

— Эм, мать сильно запила после смерти отчима, ей тяжело было тащить нас с братом одной. А Лена — её сестра не могла родить и так они решили облегчить жизнь сразу обеим, только вот нас с Каем не спросили. Мы были очень привязаны друг к другу в детстве, прямо не разлей вода. Несмотря на то, что Кай был хулиганистый, а я тихоня.

Перевожу дыхание, жадно допиваю воду. Сердце стучит как сумасшедшее, сколько лет не проходит, всегда больно это вспоминать, не отпускает ни обида, ни злость. Мозгами я понимаю, что из нас двоих с Каем вроде именно мне повезло с семьёй, относительно. Но в этом вопросе мой мозг и сердце никак не могут договориться.

— Видишь ли, когда мать согласилась отдать меня Лене. Ей виделось моё счастливое, здоровое, сытое детство. Только вот тётка умолчала, что замужем за абьюзером и игроманом, который периодически ещё и запивает. Короче, счастливым моё американское детство было недолго. Когда мы приехали в Калифорнию, Майк — муж Лены был закодирован и продержался два года. А потом сорвался, начал пить и играть, в очередной раз вылетел с работы. Лена получала мало, она работала продавщицей в массмаркете. Как загулял, Майк начал попрекать её лишним ртом — мной. Вообще, не понимаю, зачем она меня взяла, материнских чувств у нее ко мне не было, я так и остался для неё племянником, муж её вообще не хотел детей. Просто у них давно всё разваливалось, и Лена, видимо, решила использовать меня как пластырь. Но не сработало, но так как я был уже усыновлён, девать меня было некуда. И этот тиран периодически срывался то на мне, то на Лене за свои вечные неудачи, долги и проигрыши. С возрастом я понял, что чем реже мы видимся, тем меньше у меня проблем. Поэтому загружал себя учёбой на максимум, спортом, математикой. Чтобы лишний раз не появляться дома. Все факультативы и школьные секции были мои. И учился я без конца не потому, что такой прилежный, а потому что так было проще выживать. Чем больше меня хвалили, тем меньше претензий ко мне было дома.