Счастье моё невозможное - стр. 46
41. Глава 39
39.
Анекдот:
Ребе, если я оставлю все свои
мильены синагоге, я попаду в рай?
Туве, я не обещаю, но попробовать можно.
Когда часто задаёшь себе какой-то вопрос, ответ на него приходит почему-то в тот самый момент, когда всё уже. Не нужно. Заросло. Зарубцевалось.
- Янкеле, тут тебе на днях письмо пришло, - бабушка протянула конверт, - Я решила Мане не показывать. Вдруг что...
У своих в Самаре Янек бывал регулярно. Благо, есть где и с кем оставить Тима. А иногда и его с собой привозил.
Конверт был с надписями латинскими буквами. Адресат - Yan Gorovits. Обратный адрес израильский. Хайфа. Ком возле горла встал такой, что не вдохнуть. Видимо, и бабушка догадалась. У Янека поплыло перед глазами. Не хватало ещё слёз! Он ещё даже не открыл.
- Мальчик мой, хочешь, я?
- Нет, ба. Сам. Я сам. Спасибо. Хорошо, что ты маме не показала. Мы потом ей как-нибудь... Потом.
Руки подрагивали, пока вскрыл конверт. Письмо было по-английски и по-русски. Одинаковый текст. Сообщалось, что Аркадий Львович Горовиц ушёл к праотцам три месяца назад, оставив всё свое имущество и денежные средства единственному законному сыну Яну. Слово "законному" почему-то царапнуло больше всего. А что, были и незаконные? Или это просто казенная формулировка? Подпись и контакты израильского адвоката по наследственным делам.
- Выброси, ба. Не надо мне это всё. Я сам заработаю и себе, и вам с мамой.
Комок в груди стал пульсировать. Слёзы потекли. Когда он плакал в последний раз? Когда вёз Тима в госпиталь. Но сейчас-то почему так больно? И откуда эти предательские слёзы? Янек стукнулся затылком об стену. Чуть легче теперь.
Мысли в голове металась с дикой скоростью. Он пытался поймать за хвост хоть одну. Всё это время отец о нем помнил. И все эти двадцать лет он оставался его единственным сыном.
Был ли хоть один шанс прожить эти двадцать лет по-другому? Зная, что он сын для своего отца. Вот такой же, как Татарин для дяди Димы. Такой же, как Серёга Матвеев для дяди Юры. Такой же, как Володины сыновья. И как Слонёнок для Акимова.
Сослагательного наклонения в жизни нет. Так всегда говорил Симонов. Это повторяли и все командиры Янека. Ни одну ситуацию не переиграешь. А "жопой все думать умеют".
Прапорщик Синегрибов, он же Кингконг, приговаривал: "Что батька хреном не заложил, то мы кулаками уже не вобьем!" Получается, что в том, каким он вырос, есть и отцовская часть. Пусть недолгая. И он её почти не помнит.
И вот отца у него больше нет. Никакого. Осталась только вот эта бумажка. И какое-то там имущество. И шансов нет. Не в этой жизни точно.
- Янкеле, мальчик..., - бабушка тихо сидела напротив всё это время. Конверт не выпускала из рук, - Ты не спеши. А плакать сейчас можно. От этого ты не будешь слабый.
Янеку потребовалась неделя, чтобы прийти в себя. И он был благодарен бабушке, что она не выбросила конверт и ничего не сказала матери.
Помог Симонов. Тот, кто был ему фактически отцом все эти годы после смерти деда.
- Мы родителей не выбираем. И они нас, знаешь ли, тоже. Вот такие мы друг другу достались. Уж, как есть. И ты до гробовой доски Ян Аркадьевич. Твой отец мог оставить всё синагоге. Или еще кому-то. А оставил тебе. Может, и хотел признать какие-то свои ошибки. Потому что ты то перед ним точно не в долгу. Может, хотел хоть напоследок стать для тебя маленькой ступенькой к лучшему. Так потрать с толком. Чтоб, когда свои дети будут, ты для них тоже такой ступенькой стал.