Счастье. Единственное истинное процветание - стр. 6

Ребенку не дают почувствовать вкус свободы. Он просит мать: «Мам, можно я погуляю? Там такое солнышко, и воздух чистый-чистый. Я немножко побегаю вокруг дома». И тут же машинально – нервно – мать говорит: «Нет!» Ребенок не просил о многом. Он просто хотел выйти к утреннему солнцу, на свежий воздух, он хотел насладиться солнечным светом, ветерком, компанией деревьев – он ничего не просил! Однако мать непроизвольно, в каком-то неудержимом внутреннем порыве отвечает «нет». Тяжело слышать, когда мать говорит «да». Тяжело слышать, когда отец говорит «да». Даже если они говорят «да», они делают это с большой неохотой. Даже если они говорят «да», они заставляют ребенка почувствовать, что он виноват, что он принуждает их, что он делает что-то неправильно.

Всякий раз, когда ребенок чувствует себя счастливым, делая что-либо, обязательно кто-нибудь появляется и останавливает его: «Не делай этого!» Постепенно он начинает понимать: «Всё, что делает меня счастливым, это неправильно». И конечно, он никогда не чувствует себя счастливым, делая то, что говорят ему другие, потому что это не является его спонтанным побуждением. И так он приходит к пониманию того, что быть счастливым неправильно, а быть несчастным – правильно. Это становится глубокой ассоциацией.

Если он хочет открыть часы и заглянуть внутрь, вся семья набрасывается на него: «Стой! Ты их сломаешь! Это нехорошо». Он просто хотел увидеть, что внутри, это было любопытство исследователя. Он хотел посмотреть, что заставляет их тикать. Это совершенно нормально. И часы не так ценны, как его любопытство, его пытливый ум. Часы ничего не стоят – даже если их сломать, ничего не будет уничтожено, но если уничтожить пытливый ум, разрушено будет многое. Тогда он никогда больше не будет искать истину.

Или другая ситуация: прекрасная ночь, небо усеяно звездами, и ребенок хочет побыть на улице, но ему пора в постель. Он вовсе не хочет спать, он бодр, он совершенно не чувствует сонливости. Он в недоумении. Утром, когда ему хочется спать, ему не дают покоя: «Вставай!» Когда он нежился в постели, когда ему было так хорошо и хотелось еще немного поспать и посмотреть сны, все были против него: «Вставай, пора!» А сейчас ему совсем не хочется спать, его тянет полюбоваться на звезды. Эти мгновения так поэтичны, так романтичны. Он просто трепещет от восторга. Как тут уснешь? Его переполняют эмоции, ему хочется петь и танцевать, а его укладывают в постель: «Уже девять часов. Пора спать».

Он так счастлив, а его загоняют в постель. Когда он играет, его зовут обедать. Но он не голоден. А когда он хочет есть, мать говорит: «Сейчас не время». И так мы уничтожаем любую возможность быть экстатичным, любую возможность быть счастливым, довольным, радостным. Что бы ни вызывало у ребенка спонтанную радость, всё кажется неправильным, а всё, что вообще не вызывает никаких чувств, правильным.

Если в школе за окном классной комнаты вдруг начинает петь птица, ребенок всё свое внимание, конечно же, обращает на нее, а не на учителя математики, который стоит у доски со своим противным мелом. У учителя больше власти,с государственной точки зрения он сильнее, чем птица. Конечно, у птицы нет власти, но у нее есть красота. Она привлекает ребенка, не стуча ему без конца по голове: «Не отвлекайся! Смотри на меня!» Просто, спонтанно, естественно сознание ребенка начинает вытекать в окно. Оно направляется к птице. Его сердце там, но он должен смотреть на доску. Там не на что смотреть, но ему приходится притворяться.