Размер шрифта
-
+

Сценарий счастья - стр. 4

– Что, что?

– Иоганна Себастьяна. Или любого из его родственников. Я всегда начинаю день с пятидесяти отжиманий, пятидесяти приседаний и двух-трех бодрящих прелюдий и фуг.

– Ах да! Из вашего досье мне известно, что вы неплохо музицируете. К несчастью, в списке оборудования для наших госпиталей рояли не числятся.

– Это не страшно. Я с таким же успехом умею играть мысленно. У меня есть портативная клавиатура, я могу взять ее с собой. От нее никакого шума, зато она позволит мне сохранить гибкость пальцев и душевный покой.

Впервые за все утро мне, кажется, удалось произвести короткое замыкание в этой сети антагонизма. Какой камень он теперь в меня зашвырнет? Я был весь начеку.

– Ну что ж, – вслух рассуждал Пелетье, оглядывая меня с головы до ног, – пока что вы держались молодцом.

– Вас это как будто огорчает?

Франсуа уставился на меня в упор и с сомнением произнес:

– А как насчет антисанитарии? Голода? Страшных болезней?

– Я год проработал в приемном отделении. Думаю, меня уже не удивишь никакими медицинскими ужасами.

– А проказа? Оспа?

– Должен признаться, в Мичигане я ни одного такого случая не встречал. Вы что, задались целью меня отговорить?

– В каком-то смысле, – признался он, заговорщицки нагнувшись и выпустив мне в лицо отвратительное облако дыма. – Потому что если вы в конечном счете сломаетесь, то лучше сделать это здесь, чем в Африке.

Вдруг подала голос голландка:

– Объясните, почему вы решили ехать в страны «третьего мира», вместо того чтобы посещать больных на дому где-нибудь на Парк-авеню?

– А желание помогать людям вы в счет не берете?

– Ну, это очень банальный ответ, – заявил Санчо Панса, предварительно законспектировав мои слова. – Может, придумаете что-нибудь пооригинальнее?

Я начал терять терпение. И самообладание.

– Сказать по правде, вы меня разочаровали. Я думал, что в «Медсин Интернасьональ» работают сплошные альтруисты, а не такие прожженные циники и зануды.

Троица обменялась взглядами, после чего Франсуа Пелетье опять повернулся ко мне и в лоб спросил:

– А как насчет секса?

– Ну, Франсуа, не здесь же… Не при всех, – огрызнулся я. Мне уже было все равно, что́ они решат.

Его клевреты расхохотались. И сам Франсуа тоже.

– Ну вот, Мэтью, вы ответили и на другой крайне важный для меня вопрос. С чувством юмора у вас все в порядке. – Он протянул руку. – Добро пожаловать в команду.

К этому моменту я уже и сам не был уверен, что хочу быть в этой команде. Но, вспомнив, в какую даль мне пришлось лететь и через какое унижение пройти, я решил принять предложение. По крайней мере, не отвергать его с порога. Утро вечера мудренее.

Трехнедельная подготовка к поездке в Эритрею должна была начаться через день. Так что у меня было сорок восемь часов, чтобы насладиться красотами Парижа.


Я въехал в ночлежку на Левом берегу, снятую организаторами для кандидатов на поездку, и сразу решил, что она не лишена колорита. Это был клоповник, из тех, где каждая комната представляет собой воплощенное убожество (в том, что обстановка одинаково обшарпана во всех номерах, у меня сомнений не было), а каждая кровать издает страшный скрип. У меня мелькнула мысль, что Франсуа нарочно решил закалить нас перед грядущими испытаниями.


Мой брат Чаз говорил мне, что в Париже, даже если постараться, не найти плохой еды, и оказался совершенно прав. Я питался в заведении под названием «Ле Пти Зэнк», где на первом этаже надо было выбрать себе экземпляр из всевозможных экзотических ракообразных, а потом тебе его подавали наверх. Если бы у меня хватило смелости поинтересоваться названием тварей, которых я поедал, я, вероятно, не получил бы от них такого удовольствия.

Страница 4