Сборник «3 бестселлера о силе любви» - стр. 13
По лицу тёти Ксаны было видно, что она категорически не одобряет эту затею. Но спорить с непокорной дочерью она не собиралась – лишь снова оскорблённо поджала губы. Галинка заметила эту гримасу и украдкой вздохнула: мама, мамочка… ну почему же мы с тобой не можем понять друг друга? Зачем ссориться из-за этой дурацкой политики?
Галинка обожала мать, и ничто – даже споры на тему «Крым ваш – Крым наш» – не могло поколебать эту любовь. Но как же обидно, как больно и тяжело теперь ей было от непонимания! Раньше тётя Ксана поддерживала её во всём безоговорочно. А теперь дочь даже не могла толком объяснить, что ей неинтересна учёба в институте. Она совершила ошибку, поступив туда, и, пока не стало поздно, нужно было попробовать найти себя в чём-то ином.
Но сначала… сначала нужно было поехать в Москву. Галинка боялась признаться в этом даже самой себе, но так отчаянно жаждала этой поездки ещё и потому, что где-то там, в равнодушно-глянцевой столице, жила её первая и (чего лукавить!) единственная любовь…
В то далёкое лето Галинка отдыхала в Артеке – получила путёвку от администрации за своё активное участие в городской самодеятельности. Она уже тогда пела на праздничных концертах, и всем ялтинцам была знакома эта миловидная черноглазая девчушка в веночке с лентами, от горшка два вершка, исполняющая украинские песни так чисто и трогательно, что на глаза невольно наворачивались слёзы умиления.
В лагере маленькой Галинке не понравилось. Ей только что исполнилось восемь лет, она попала в самый младший отряд, и, поскольку никогда прежде не уезжала из родного дома и не разлучалась с мамой так надолго, Артек показался ей тюрьмой. Всё то, чему радовались остальные дети – прекрасная южная природа, чистейшее прозрачное море, ракушки причудливых форм, вкуснейшие фрукты – было для неё, коренной крымчанки, знакомо и привычно с младенчества. На неё не производили впечатления ни величественные скалы, вздымающиеся из воды, как диковинные исполины (ребят смешило, что скалу Шаляпина Галинка называла исключительно «Шаляпкой», как все местные), ни вековые кедры, сосны и кипарисы на территории лагеря, ни живописнейшие пляжи.
Больше всего удручало купание по свистку – в огороженный крохотный пятачок моря детей запускали на десять-пятнадцать минут. Галинка, выросшая на побережье и чувствующая себя в воде и под водой, как рыба, не получала от подобного купания ни капли удовольствия.
Единственное, что несколько примиряло её с действительностью – это лагерные дискотеки, или «массовки», как они здесь назывались. Дети повторяли определённый набор движений за своими вожатыми, разучивая новые танцы, и это было куда интереснее, чем просто дрыгаться под музыку кто во что горазд. Галинке нравилось синхронно танцевать вместе с остальными: она была не только музыкальной, но и пластичной от природы, и потому выгодно выделялась в толпе.
Иногда на массовки тайком пробиралась местная гурзуфская шпана, знающая каждую лазейку и дыру в лагерном заборе. Пришельцев легко было отличить от артековцев: последние были в форменных синих шортах и белых рубашках. Чужаки не лезли в тусовку – они скромно приплясывали в стороне, неумело пытаясь повторять движения, и поглядывали на артековцев, как на небожителей, блюдя почтительную дистанцию. Те же смотрели на местных, как на деревенских идиотов, – свысока и с оттенком жалости, постигая детской душой свою исключительную избранность. Одна лишь Галинка завидовала пришельцам – они-то, в отличие от неё, были свободны…