Сбежать от Питбуля и Булочки - стр. 20
Обессиленно ложусь щекой на спинку сиденья.
"Отлупить..." Гад. А я ещё его целовала...
5. Глава 4 - Порка
Богдан
Гера радушно накрывает круглый дубовый стол в предбаннике. У него здесь всё душевно и раритетно - самовар, венички, варенье малиновое и кружечки с позолотой. В торец печи, который выходит в предбанник встроено тёмное жаропрочное стекло. За ним бодро пляшут языки пламени.
Уложив на диван спящую Аришу, двигаю к стеклу кресло.
- Садись, - киваю испуганной Снегурке. - Грейся.
Это правильно, что испуганная. Бежать в её случае - последнее дело. Примут в СИЗО, оттуда я её уже никак не выскребу. У меня таких полномочий нет.
Гера протягивает ей кружечку чая.
- Что ж ты так? - бросает взгляд на голые коленки. - Ну ладно, Вы грейтесь, я позже зайду.
Раздеваю Аришу. Стягивая шапку, замечаю пятна на лице. Что за?.. Веду пальцем. Помада? Приглядываюсь. Не просто помада. Отпечатки губ. Бледно-розовой помадой с блесками.
Она, конечно, ей балуется иногда, но саму себя в лоб не поцелуешь!
В груди скребёт от сомнительных чувств. Потому что я помню такие поцелуи на лице дочери. И мне кажется, они были сделаны даже этой же помадой. Марина иногда её чмокала.
Подхожу сзади к Агнии, подхватывая её за подбородок задираю лицо вверх. Помады уже нет. Но блеск на губах ещё остался. Стойкий, жесть просто! Помню, как психовал, стирая его с губ перед тем, как идти на работу.
Агния растерянно хлопает на меня глазами, глядя снизу-вверх. А мне хочется в лицо ей прорычать, чтобы не смела целовать моего ребёнка. Это не Марина, капитан, окстись! Но я зол...
- Раздевайся и давай в парилку, - сдержанно распоряжаюсь я.
Сажусь рядом с дочкой. Снимаю сапожки. Зачем Синица сделала это? Спроси, Касьянов, ты же не немой. Но спрашивать я не хочу.
Сделала и сделала... Может, прониклась, утешить хотела хоть как-то с утра, когда проснётся. Играла же с ней, книжки читала... Чего злиться на неё?
Это я не на неё. На бывшую. Потому что все эти ее поцелуйчики оказались дешевкой, а не проявлением любви. И меня от них корёжит.
Выдыхаю. Эти поцелуйчики – не её. Посторонней девочки. Которая сделала их в порыве чувств к моему ребенку. Нет повода для бешенства. Никакого.
- Чего ждём? - смотрю требовательно на неподвижную Асю, снимая с себя рубашку.
- Я не буду раздеваться, - опускает она взгляд.
- Почему?
- Не буду.
Вот дурочка!
- Ты в бассейн ходишь? На пляж?
- Хожу иногда.
- Тоже самое. Давай-давай... Мне с тобой долго нянчится некогда. Я спать хочу.
Дёргаю ремень, она с ужасом следит за этим жестом.
- Угомони свои фантазии, ты мне абсолютно неинтересна, как женщина.
Вру. Да, вру. Синица - красавица. Я залипаю на неё, заглядываюсь. Но зачем пугать еще сильнее? И поэтому, я оборачиваю бёдра простыней. Потому что сейчас она разденется и моё голодное тело обязательно среагирует. А она и так боится...
- Давай, Ася. Там под сотню градусов, и не до домогательств.
Подхожу, снимая с её плеч шубку. Вкладываю в её руки простыню. Отворачиваюсь. Но взгляд сам отыскивает тоненькую полоску зеркала на стене.
Сглатывая ком в горле, наблюдаю, как отвернувшись к стене, она стягивает кофточку, юбку...
Горячая волна идёт по телу, сбивает дыхание и вынуждает размять плечи, хрустнув суставами. Ррр… Хочу.
Ладно, не пялься Касьянов. Мало ли чего ты хочешь? Изменяю фокус зрения, переводя взгляд на отражение в зеркале своего лица. Вздрагиваю, прикасаясь к скуле. Отпечаток губ. Точно такой же, как на лице дочери.