Сажа - стр. 11

Да, Рьльекнарсйор, как самый гуманный убийца, забирал жизни во сне, что не соответствует моим словам о его безобидности. Позвольте объясниться, Релек принимали по-разному: кто-то раз в неделю или день, что было совершенно обычной дозой для любого жителя третьего района, а вот кто-то видел в нём иную жизнь, раз за разом, доза за дозой, калеча себя, принимал Релек после каждого трипа. Таких было много и как раз такие и умирали. Либо становились похожи на Густава.

Я был таким же поклонником Релека, как и все, поэтому после первого же предложения Густава спуститься в подвал, я согласился. Мы вошли в невысокую дверь, свернули на чёрном лестничном пролёте направо и, скрипя, спустились в подвал. Внутри было много народу, жарко, смердело нашим протухшим районом, но это место было любимым уголком для почти всех жителей. Несмотря на бешенную популярность Густава (он был, вероятно, первым человеком района, перегоняя высшего смотрящего), денег он почти не имел. Всё ему делали в долг за наркотик: стирали бельё, кормили, чинили дом. У него был личный вид валюты – Релек. И что интересно, конкуренции Густав не имел. Было множество энтузиастов забрать у него часть рынка, но ни один не смог повторить качество его продукта – и это лишь одна причина, почему ни у кого ничего не вышло. Второй причиной была попытка привязать бизнес к деньгам. У Густава Релек может получить любой нищий, ему стоит лишь покрасить стену или выполнить любую мелкую работу. Остальные же бизнесмены хотели заработать состояние на Релеке, считая Густава глупцом. В итоге, на их продукт не перешло даже сотой доли клиентов Густава и их бизнес быстро закрылся. С тех пор, монополия укрепилась. Также поговаривают, что с Густавом нянчится правительство, поэтому они до сих пор не перенесли создание наркотика на государственный конвейер.

Меня, как личность привилегированную, не отправляли в общий зал, а приглашали в личную комнату Густава, где тот почти не расставался с Релеком. Я устроился в мягком шикарном кресле и наблюдал за процессом приготовления. В небольшую деревянную плошку высыпали смесь, напоминающую южные специи. В эти специи брызнули странным раствором и плотно накрыли фольгой. Пока плошку наполняли химические испарения, мы с Густавом обменялись бытовыми фразами, обсудив наши нынешние дела. Когда всё было готово, Густав передал мне плошку и трубочку. Я воткнул трубочку в фольгу, и носом втянул приятный даже на вкус дым Рьльекнарсйора. Осталось подождать около трёх минут.

В какой-то момент всё начало меняться. Бурый деревянный пол начал чернеть, канделябры на стенах сползли за поле моего зрения, свет от свечей начал превращаться в сгущающуюся тьму. Глаза закрывались самовольно. И в момент я уснул.

Проснулся я не там, где засыпал, но в столь же удобном кресле. Оказался я в зале, залитой светом свечей. Красные меха лежали на полу и висели на стенах, высокие потолки были украшены лепниной, а от меня, к двери, вела аллея из высеченных из камня голых девушек, держащих разнообразные яства, ранее мной не виданных. Колоссальные деревянные двери пугающе возвышались, вселяя странное ощущение ничтожности. Но вдруг, тяжёлые двери отворились, впуская в комнату вереницу обнажённых пухлых дам. Не веря в происходящее и списывая всё действо передо мной на наркотики, я осмотрел свои руки. Левая лежала в высокой чаше, доверху набитой монетами. Правая рука была в свернувшейся крови. Осмотреться по бокам мне не удалось из-за массивности трона, на котором я сидел. Пока девушки пересекали столь длинную комнату, я поднялся, чтобы осмотреть ближайшую ко мне местность для обнаружения крови. И я её нашёл. Много, очень много крови заливало груду трупов за моим троном. Безжизненные лица мертвецов принадлежали когда-то живым жителям первого района – семье и друзьям дита Вилсьмана. Хотя теперь можно было его звать просто Вильсман, так как его жирная туша являлась опорой для всей этой мёртвой башни. Улыбнувшись, я вернулся на трон, вокруг которого уже выстроились толстые красавицы. Всё оставшееся моё времяпрепровождение будет покрыто лёгкой вуалью недосказанности.