Сатана - стр. 88
Надежда на то, что все то, что он сделал там на пшеничном поле останется тайной, которую он и только он один унесет с собой в могилу, у Парфенова с новой силой возгорелась. Вновь и вновь он благодарил себя за то, что он ни слова не сказал о происшедшем Татьяне. Несмотря даже на то, что она на этой земле была для него единственным и самым близким человеком. До обеда ветеринар занимался в своем кабинете бумажными делами, так как по отделениям совхоза ему сегодня просто-напросто не хотелось ехать. В кабинете напряженной работы с бумагами не получилось. Главного специалиста совхоза продолжали одолевать разные мысли, одна страшнее другой. В том, что он убил человека, Егор Парфенов уже не сомневался. От этой мысли ему становилось очень страшно. Он боялся за совершенное попасть в тюрьму. Однако в глубине души его «торжествовала» надежда на то, что все обойдется без всяких проблем и ничто, и никто не помешает ему с Татьяной дальше хорошо жить. Под впечатлением этой мысли он даже, как бы невзначай, восхищался силой своего удара, в результате которого погиб молодой парень.
Часы показывали ровно без пяти минут двенадцать дня. В это время, как правило, ветеринар отправлялся домой на машине обедать. Решил не изменять этому правилу и в этот день. Не успел еще водитель преодолеть поворот от конторы и выйти на прямую по дороге, ведущей к его дому, как он сразу же заметил милицейский «УАЗ» с мигалкой на крыше кабины. Он следовал за ним. Что-то опустилось внутри у ветеринара, ему сразу же стало сдавливать горло…
Дальше события разворачивались очень быстро и далеко не в пользу Гошки. Парфеновы в этот же день были вывезены на милицеской машине на место происшествия, где так жестоко была избита и изнасилована Татьяна. Здесь же нашли трусы «волосатика». Вскоре была привезена и собака, которая и привела поисковую группу к тому месту, где уже почти целую неделю лежал труп убитого. В двух шагах от убитого милиционеры обнаружили ярко выраженный след спортивных кед. Эти кеды очень нравились Гошке и он в то злосчастное воскресенье их с большим удовольствеим надел и носил. Дальше отпираться от содеянного было бесполезно и бессмысленно. Егор Егорыч Парфенов, главный специалист совхоза стал давать показания…
Ева, спокойно сидящая на приставном небольшом стульчике в коридоре вагона, услышав об этом, неожиданно заплакала. Плач молодой девушки ни сколько не смутил рассказчика, все время стоящего у полураскрытого окна, а наоборот, даже рассмешил. Лыбин неожиданно для плаксы наклонился к ней, и поцеловав ее в щеку, с улыбкой произнес:
– Не плачь, мое откровение… Все это для меня уже прошедший этап…
Сказав это, он решительно вошел в свое купе и сел на нижнюю полку. Юная слушательница быстро последовала за мужчиной. Некоторое время пассажиры скорого поезда сидели и молчали.
Гошка, нарушив молчание первым, громко и как-то с сожалением произнес:
– Ах, где наша не пропадала. Пить так пить, жить так жить, любить так любить…
К чему и кому адресовались эти слова молодая блондинка не поняла. Она также не совсем до конца «врубилась» и тогда, когда Гошка, наполнив стакан коньяком, молниеносно его так «тяпнул», что у нее такое неожиданное поведение мужчины вызвало явное непонимание. Однако Лыбин не замечал свою слушательницу, а может просто не хотел этого делать. Немного похрустев свежим огурцом, он в прямом смысле «плеснул» остаток газированной воды из стакана к себе в рот и затем, глубоко вздохнув, уставился в глаза Евы. Кротиха «выдержала» взгляд мужчины. Это обрадовало рассказчика. Он, словно маленький шалун, весело улыбнулся и по-озорному проговорил: