Сарматы. Рать порубежная - стр. 60

– Дорогу Сервию Цецилию! Дорогу сенатору Рима!

Но на этом процессия не заканчивалась. За паланкином Сервия чернокожие рабы несли носилки с его супругой Лукерцией, за которыми в свою очередь шли дюжие гладиаторы и служанки.

Если бы не отсутствие ликторов[43] с фасциями[44], то можно было подумать, что в паланкине находится ныне действующий консул[45]. Но Сервий консулом не являлся, хотя и состоял в сенате, где в основном заседали бывшие консулы, преторы[46], цензоры[47]. Плебеи, расступавшиеся перед носилками сенатора, посмеивались: весь Рим знал – чести заседать в сенате Сервий удостоился лишь потому, что считался другом Клавдия и в свое время часто гостил у него на вилле в Кампании, где тот любил скрываться от интриг и суеты Вечного города. Сервий же единственный не смеялся, когда полоумный император Калигула унижал своего будущего преемника. Тогда нынешний император не мог предположить, что Сервий молчит не из-за жалости к нему, а по причине своего недалекого ума, природной угрюмости и неразговорчивости. Даже обучавшие его риторы ничего не смогли поделать с характерными особенностями Сервия. Но, несмотря на это, ему достало ума одним из первых поддержать Клавдия во время его неожиданного вступления в императорскую должность. А в поддержке Клавдий на первых порах нуждался. Особенно в поддержке легионов. Брат же Сервия – Публий Цецилий, прославился храбростью и боевыми подвигами, пользовался в войсках авторитетом и был знаком со многими воинскими начальниками. За эти вот заслуги Клавдий, вопреки недовольству и сопротивлению со стороны высокопоставленных мужей, удостоил Сервия Цецилия чести присутствовать в сенате. В курии[48] любили шутить: «Калигула хотел провозгласить своего коня консулом, но ему это не удалось, зато Клавдий сделал сенатором осла». Но сенаторы ошибались, занижая умственные способности Цецилия, он был не таким глупым, каким казался, и нынешнее положение его не устраивало. Прошло уже семь лет после восхождения Клавдия на вершину власти, а он, Сервий, представитель одной из ветвей знатного рода Цецилиев, ни разу не стал консулом или претором. А ведь Клавдий мог бы повлиять на выбор сената, но не сделал этого. Уязвленное, спрятанное от людских глаз тщеславие Сервия породило в нем обиду и ненависть к своему благодетелю.

Процессия остановилось у дома Цецилиев. Трехэтажное здание из белого мрамора, с колоннами в коринфском стиле, больше напоминало дворец. Нубийцы осторожно опустили паланкин. Сервий тяжело поднял с кресла грузное тело, отодвинул занавес и нехотя ступил на мостовую под палящие лучи солнца. Поправляя складки на тоге[49] с пурпурной каймой, надетой поверх латиклавы[50], он быстро проследовал к дверям дома, услужливо открытым подобострастным привратником. Скрывшись от зноя, Сервий облегченно вздохнул. Смуглолицый, с крючковатым носом пожилой египтянин, слуга и смотритель дома Цицилиев доложил:

– Господин, тебя ожидает посланник боспорского царя, я не смог отказать столь высокому гостю.

– Посланник боспорского царя? – Брови изумленного Сервия поползли вверх.

– Да, господин.

– Где он?

– В атриуме[51].

Сервий с озабоченным видом направился в закрытый внутренний двор дома. Лукерция, сжигаемая любопытством, с молчаливого согласия мужа последовала за ним.