Sapiens. Краткая история человечества - стр. 22
Вот почему наши представления о жизни охотников и собирателей будут искажены, вздумай мы полагаться только на археологические находки. Как восполнить этот недостаток информации? Давайте присмотримся к современным примитивным обществам. Антропологи могут наблюдать их вживую. Однако следует соблюдать величайшую осторожность, экстраполируя черты современного общества собирателей в древность.
Во-первых, все подобного рода общества, сохранившиеся до современной эпохи, ощущают влияние соседствующих с ними аграрных и индустриальных обществ, а потому рискованно было бы переносить все их свойства на общества, существовавшие без подобного соседства десятки тысяч лет тому назад.
Во-вторых, современные примитивные народы уцелели главным образом на территориях с тяжелым климатом, в зонах, непригодных для земледелия. Люди, приспособившиеся к экстремальным условиям пустыни Калахари в Южной Африке, едва ли могут служить моделью для восстановления жизни древних народов в плодоносной долине реки Янцзы. Плотность населения в таких регионах, как пустыня Калахари, намного ниже, чем была в долине Янцзы даже в глубокой древности, а этот фактор существенно влияет на размер и структуру человеческих сообществ и на отношения между ними.
В-третьих, одна из самых замечательных особенностей примитивных обществ охотников и собирателей – их многообразие. Отличия наблюдаются не только между разными частями света, но и в пределах одного региона. Прекрасный пример – то разнообразие, которое наблюдали первые европейцы, ступившие на землю Австралии: к моменту британского завоевания аборигены, числом от 300 до 700 тысяч, представляли несколько сотен (от 200 до 600) племен, каждое из которых насчитывало несколько кланов>8. Каждое племя имело свой язык, религию, общепринятые нормы и обычаи. Например, вокруг современной Аделаиды в Южной Австралии жило несколько патрилинейных кланов, отсчитывавших родство по отцовской линии. Эти кланы объединялись в племена строго по территориальному признаку.
Некоторые племена на севере Австралии, напротив, большее значение придавали происхождению по матери, и племенная принадлежность в них определялась тотемом, а не территорией.
Естественно предположить, что и среди древних охотников-собирателей царило такое же этническое и культурное разнообразие. Что те 5–8 миллионов человек, которые обитали на Земле к началу аграрной революции, делились на тысячи племен с разными языками и культурами>9. Ведь таково наследие когнитивной революции: благодаря языку воображения даже люди с общими генами, жившие в одинаковых экологических условиях, начали создавать принципиально разные воображаемые реальности, то есть разные ценности и нормы.
Например, есть все основания считать, что племя, жившее 30 тысяч лет назад на том месте, где теперь стоит Оксфордский университет, говорило не на том языке, на котором говорили обитатели древнего Кембриджа. Одно племя могло оказаться воинственным, а другое – миролюбивым. Допустим, кембриджцы жили коммуной, а оксфордцы разбились на малые семьи. Кембриджцы (правильнее именовать их кантабригийцами), не жалея времени, вырезали деревянные статуи духов-покровителей, а оксонианцы воздавали тем же духам почести танцем. Первые признавали реинкарнацию, вторые считали эту концепцию вздором. В одном обществе допускались однополые отношения, в другом – строго-настрого запрещались.