Сансара 2 - стр. 34
Моня замер прислушиваясь. Ее грудь мерно поднималась и опускалась под рубашкой, которую ей пришлось дать, благо в его сете их много. Глаза Роби закрыты, но длинные ресницы чуть трепетали, как в фазе быстрого сна. Чувственные и влажные губы полуоткрыты. За ними видны влажные белые зубки, по которым так и тянет провести языком.
Руки потянулись сами, но Моня осторожничал, словно сапер, нащупывающий опасный контакт. Под ними манящий, но крайне взрывоопасный объект.
Моня начал с талии и, медленно скользя под рубашкой ладонью, почувствовал мышцы пресса под нежной кожей – чуть влажной от сырости ночи. Пальцы поднялись к груди – полной, упругой, горячей. Она так пружинисто и удобно лежала в ладони, что жар начал подниматься уже в нем самом. Моня осторожно потрогал, чуть сжимая сосок, и пожалел, что пока не может к нему прикоснуться губами. Тут дыхание Роби чуть сбилось – или ему показалось?
Его рука скользнула ниже, к бедру под ее юбкой. Он провел по нему, ощутив силу ног, и пальцы задрожали, когда добрался до их внутренней стороны, где кожа нежнее. Медленно и аккуратно раздвинув чуть шире, просунул между них руку и замер, чувствуя, как тепло там становится влажным, проникая сквозь тонкую ткань.
Моня облизнул губы и сделал паузу, опасаясь, что бешено стучащее в его груди сердце может разбудить Роби. Осторожно оттянув резинку трусов, скользнул в них ладонью к горячей, пульсирующей и влажной промежности, которую так хотелось ласкать.
Бедро девушки дрогнуло, но глаза всё еще были закрыты, и он, осмелев, двинулся к ягодицам. Его большой палец прошелся по ложбинке между ними, чуть нажал, и Моня задохнулся – жар в нем самом стал нестерпимым.
И тут он попался – Роби «взорвалась».
Ее глаза распахнулись – темные, горящие, с хищным блеском. В них нет и тени сна. Она прижала его к себе с такой силой, что Моня охнул и затрепыхался в объятиях, ожидая кары за свое преступление. Он его готов искупить!
Роби поцеловала его – голодно, с укусом, до крови в губах, которую слизала с них языком, и опустившись к соскам, жадно в них впилась.
Моня застонал, выгибаясь под ней, а ее пальцы уже были в трусах.
– Сейчас ты получишь, засранка! – хрипло выдохнула Роби, поднимая его ногу повыше. – Мы накажем тебя прямо сейчас.
Но жертва и сама уже этого страстно хотела – лишь бы утолить свою животную, сжигающую возбуждением, жажду. Поэтому, когда в разгоряченной, уже готовой вагине, пальчики Роби сменил твердый пенис, бедра охотно ему подыграли. Решившийся, наконец, Анджел ворвался голодным, неистовым зверем, но к этому времени «режим Инь» уже был включен, поэтому ожидаемого сопротивления так и не встретил. Напротив – его желали и ждали, задаваясь вопросом, почему же так медлил. Но он технично и быстро загладил вину, повторив несколько раз, пока не выжали досуха.
Треск разгорающегося наконец-то костра смешался со стонами, вздохами и ритмичным звуком шлепков, которым аккомпанировал волчий вой за холмом и уханье филина, изумленного таким градусом страсти. Пламя, пожирая подсохшие ветки, поднималось всё выше, отбрасывая танцующие тени на обнаженные, будто вросшие друг в друга тела, измученные приступами утомившей всех страсти.
Достигнув пика, она медленно гасла. Костер догорал, и тишина, мягкая, как пепел, укрыла их всех, знаменуя конец безумной и жаркой ночи, оставив лишь слабый треск углей и усталое дыхание, сливающееся с шепотом леса. Внезапный порыв ветра пронесся сквозь ветки, подхватывая и унося букет ярких искр, словно упавшие звезды возвращались на небо. А на востоке уже поднималась заря, обещая новый день и новые «подвиги».