Самый большой подонок - стр. 60
А Вомб, не давая карлику опомниться, продолжала священнодействовать. Ловкими пальцами она тщательно ощупывала неказистое тельце карлика, начав с таза и ягодиц и постепенно перемещаясь вверх, выискивала одной ей известные нервные центры, чакры и просто слабые места. Затем её руки сомкнулись на морщинистой шее Лапца, и мне померещилось, что сейчас карлик непременно будет задушен находящейся в шаманском экстазе медсестрой, но они переместились на голову.
Через мгновение лысый череп карлика оказался зажатым между сильных ладоней Вомб, словно проходящий проверку на зрелость арбуз.
– Потерпи, потерпи, – машинально успокаивала Вомб хнычущего жалобнее больного ребёнка Лапца, но ведьминские интонации голоса заставляли карлика вопить ещё громче в предощущении чего-то более ужасного.
Глаза демонической женщины метали искры, на губах показалась пена, богатое рельефное тело пронизывала крупная дрожь.
– Начала! – бессознательно объявила полностью отрешённая от действительности Вомб.
Хруст лопнувшего черепа потонул в моём протестующем крике. Мозги уже стекали по химерическому лику карлика, а он почему-то ещё хрипел. В страшных муках Лапец покидал гротескный Мир Большого Бабуина.
– Продолжаю! – с той самой интонацией, с какой хирург бросает ассистентке «Тампон!» или «Зажим!», – вновь выкрикнула в пространство Вомб.
Теперь она принялась в буквальном смысле слова месить череп карлика и всё его гнусное содержимое так, как умелая повариха перемешивает пропущенное через мясорубку мясо, приготовляя котлетный фарш или печёночный паштет. Брызги похожей на гной жёлто-зелёной дряни летели ей на халат, а некоторые долетали и до не защищённого респиратором разгорячённого лица, покрытого мелкими бисеринками пота.
Карлик больше не хрипел: он, слава Богу, отошёл быстро, в течение нескольких секунд, иначе я бы не выдержал потрясающее зрелище растянутой во времени безобразной смерти. По глазам матушки Вомб можно было заметить, что она перестала излишне напрягаться: теперь истошные вопли не давили ей на психику, не мешали доводить начатое до логического завершения.
Управившись с черепом, она переключилась на тело и конечности, споро превращая мёртвую органику в кровавую кашу, в желе, в чёрт знает что. До меня докатилась тёплая тошнотворная волна, вобравшая в себя запахи мозга, крови, лимфы и дерьма, излившихся из разделываемого как на бойне Лапца. Нетронутыми остались пока только длиннющие руки и короткие хожни карлика, а также его непропорционально большой фаллос.
Но Вомб не останавливалась и, хотя темп её движений чуть замедлился, вскоре дошла очередь и до пипирки. Пошарив на дне ведьминого котла, заполненного излучающей тепло биомассой, она выудила внушительный «вульверхэмптон» Лапца, походивший на огромную разваренную сардельку, и установила его в центре чаши вертикально, а сама занялась перетиранием в фарш рук и ног карлика. Постепенно чаша заполнилась однородной кашицей, и только упругий ствол фаллоса в гордом одиночестве возвышался над уровнем дурно пахнущей жижи.
При виде такого полового богатства мне вспомнился бородатый анекдот о молоденьком поваре, которому для начала предложили пожарить сосиски для молодожёнов. Новичок с этой простой задачей не справился. «Я их кладу так, – возбуждённо объяснял он помирающим со смеха опытным кулинарам, – а они встают вот так!».