Самый большой подонок - стр. 38
Внезапно человек как бы окаменел, словно некто остановил диковинную киноплёнку или залил пространство внутри прозрачного столба мгновенно застывшим жидким стеклом. Я неотрывно смотрел на застывшее как на фотографии лицо новорождённого, пока усталый голос Вомб не пробился сквозь лиловый туман, расползающийся от столба, к которому меня сейчас приколачивали на позор.
– Ты узнал его, Ольгерт, Лохмач, дурашка?
Сердце моё рвалось из груди, я задыхался.
– Да… – прошептал я.
– Не слышу, повтори! – попросила Вомб.
– Да, да, да! – в отчаянии вымолвил я, срываясь на крик.
– Кто это? Назови его, ну! – продолжала терзать меня Вомб.
Я разлепил пересохшие губы и со смешанным чувством облегчения, покорности и стыда тихо ответил:
– Это Волик Кочнов, друг моего детства…
Глава 10
– Порядок! – задыхаясь, как после быстрого бега, удовлетворённо резюмировала Вомб.
Она не торопилась покидать массажный стол, представлявший собой, как я начинал понимать, чрезвычайно сложный прибор. Некоторое время сестра восстанавливала дыхание, а затем завертела колесо чужой жизни в обратную сторону.
Казавшийся стеклянным столб с замурованным в нём Волькой Кочновым растаял, и мой друг детства и старый приятель снова ожил и в ужасающе быстром, сверхъестественном темпе начал возвращаться в исходное состояние. Бледный овал его хмуроватого лица снова сделался неразличимым в сверхсветовом мелькании теней прошлого, снова полупрозрачной кисеёй заколыхалось фиолетовое марево, ненадолго перейдя в переливчатую игру мультфильмово ярких красок, а когда ослепительная радуга потухла, на белом квадрате снова сучил ножками и ручками сморщенный красный комок, в котором совершенно нивелировались индивидуальные человеческие черты и в котором я никогда бы не признал Волика. Через секунду он заскользил вверх по гладкой горке, увлекаемый втягивающейся в чрево Вомб пуповиной так, как маленький игрушечный шарик увлекается предварительно растянутым резиновым шнурком, и вскоре исчез в развёрстой вагине.
У меня гора упала с плеч – не преждевременно ли? Не знаю, как матушка Вомб, а я, хотя и не рожал, но чувствовал себя, как человек, из которого высосал все соки Большой Глист. Сестре, видно, тоже пришлось помучиться. Приподнявшись на ложе и оперевшись на него локтями обеих рук, она встряхивала бедрами, расслабляя забитые мышцы ног подобно опытным легкоатлетам, восстанавливающимся между забегами.
Теперь, когда страх и смущение от не слишком приятной встречи с Волькой улетучились, меня вдруг пронзило острое, как клинок абордажной сабли, желание, до меня наконец дошло, сколь восхитительно сексуальна была мистическая Вомб Ютер.
– Так, Лохмач, дурашка! – услышал я насмешливо-ласковый, с лёгкой возбуждающей хрипотцой, голос Вомб.
Сладкая спазматическая волна прокатилась по позвоночнику и, разбившись о волнорез мгновенно восставшего, будто выскочившего из подпространства фаллоса, стащила меня с опостылевшей кушетки и понесла к разомлевшей и, казалось, только и ожидающей посева отборного мужского семени соблазнительной медсестре, притягивающей к себе с той неодолимой силой, с которой притягивает звёзды, туманности, галактики, скопления галактик и скопления их скоплений одно из необъяснимых чудес Метагалактики – Гигантский Аттрактор.
– Вернись на белый квадрат! – властно крикнула Вомб, и её голос резанул по тестикулам острейшим серпом из бездислокационной стали.