Самый большой подонок - стр. 16

Я продолжал накручивать километры по сохранившим остатки тепла бетонным плитам шоссе, прорезавшего безжизненные холмы, поля и рощи Сумеречной Зоны. Вновь и вновь мысли возвращались к эпизоду на кладбище. Задним числом я ухватил, может быть, самую суть вещего послания, зашифрованного в мизансцене ночного рандеву. Похоже, мне продемонстрировали классическую ситуацию временного парадокса – вроде той, где человек, перенесшийся в прошлое на машине времени, убивает собственного дедушку. Но то, что легко удалось совершить умозрительному герою, в действительности запрещалось Матерью Природой. Вероятно, Мироздание было запрограммировано таким образом, чтобы ни в коем случае не допустить собственной «реструктуризации» и тем паче разрушения. Это было бы равнозначно вселенской катастрофе. А, как можно догадаться, канва причинно-следственных связей, туго натянутая на нетленных пяльцах Бытия, принципиально не может быть изменена, тем более разорвана. Мироздание позволяет приближаться к разгадке основополагающей тайны, но жёстко и решительно останавливает всякого, покусившегося «расстегнуть застёжку», скрепляющую концы «вселенской плащаницы», которая скрывает то, что никому не позволено увидеть.

Но даже стоя на краю пропасти, человек хочет знать и только благодаря этому хотению и остаётся человеком. Так уж он устроен и не желает обсуждать вопрос о пользе знания, быть может, губительного для него самого. Он хочет знать – и всё.

Вот и я сейчас испытывал жгучее желание шагнуть за таинственную грань, толкаемый естественной «аристократической» любознательностью и «плебейским» любопытством. Подобно древнему астроному, мечтавшему успеть разработать приемлемую концепцию устройства Млечного Пути до конца свой жизни, но натолкнувшемуся на глухую стену непонимания со стороны приятеля, который посоветовал повременить с теориями, ссылаясь на скудость фактического материала, мне хотелось воскликнуть:

– Я не могу ждать! Я хочу знать это теперь!

Я покривил бы душой, утверждая, что положил бы на алтарь этого знания собственную жизнь, но отдал бы немало и поступился многим. Однако, как и любой человек, был не в силах подобрать «гаечные ключи» к вечному двигателю Мироздания. И это было хорошо, ибо эта сложнейшая махина не шла ни в какое сравнение с простеньким механизмом игрушечной заводной машинки, внутрь которого настойчиво стремятся заглянуть маленькие дети, многие из которых, даже повзрослев, не понимают, что нераскрытая тайна зачастую доставляет больше радости и счастья, чем приводящее иногда к унылому разочарованию «постное» знание…

Впереди давно уже маячил зловещий силуэт базы. Я шёл навстречу неизвестности, утешаясь тем, что приём «живец без подстраховки» сработал, и, по своей или чужой воле, но я достиг места, которое мне предстояло исследовать.

Примерно через полчаса я ступил на красный гравий сквера, окружавшего спрятавшиеся за мощными стенами мрачные корпуса базы, будто склеенные воедино вязкой темнотой ночи. В сквере сохранились скамейки со спинками, массивные и удобные, и я пристроился на одной из них, свернувшись калачиком.

Трудно сказать, сам ли я, утомлённый длительным переходом, вознамерился соснуть, или мне великодушно разрешили отдохнуть перед будущими испытаниями. Скорее всего, сработал универсальный закон «утро вечера мудренее», и я заснул почти мгновенно.