Самозванка. Кромешник - стр. 7

Лёгкий ветерок вкрадчиво шелестел в иссохшем вереске, клонил багульник и куцый, за зиму поредевший очерет. Лунный свет мазками серебра скользил по горбатым спинам притаившихся Холмов, вычерчивал скаредный рельеф, отблёскивал на слюдяной глади грязевых луж и распадков.

– Не скажи, – возразил Выжлец, подумав. – Ясновельможных здешний народ привечает.

Вампир спорить не стал. Лишь равнодушно потянул плечами, как обычно оставшись при своём мнении.

– И что, ты от крестьян драпанул вот сюда, в Голоземье? – допытывался колдун.

– Выбора особо не было, – признал Упырь хладнокровно и невзначай постучал пальцем по разбитой скуле.

Спина почти не болела, только в голове шумело, да затылок противно ныл. В целом, такое положение дел вампир находил вполне удовлетворительным, но просвещать Выжлеца пока не хотелось. Даже несмотря на унизительное сочувствие, без труда читавшееся на подвижной физиономии.

– Жаль, – взгрустнул в ответ тот. Только не понятно, о чём больше – крестьянском самоуправстве или упырьей несговорчивости. – Уж мнилось, грешным делом, Фладэрик встречи ищет, поумнел-одумался. Приятель, всё ж.

– Приятель? Встречи? – мрачно улыбнулся Фладэрик, впервые за долгое время заслышав собственное имя. – Завязывай с грибами, Выжлец, мерещится тебе.

Искать встречи с крепкими, против вампирской крови травленными иргибскими кинжалами Выжлеца «еретнику» хотелось в последнюю очередь.

Колдун тем временем поднялся на ноги – физиономия, в ночи бледностью с упырьей сравнявшаяся, вытянулась, подрастеряв былое дружелюбие.

– Ла-а-адно, ты прав. Какие мы приятели? Я Выжлец, верный пёс Норта, – и он медленно повлёк меч из роскошных ножен, блестевших в полумраке серебром обоймиц да чеканного устья. – И за тобой охочусь.

Вампир мысленно усмехнулся. «Приятель», как же. Вместе бражку пили, вместе большак топтали, вместе девок тискали. Молодость-молодость, когда то было?

– Умный пёс не станет тявкать на всех подряд, – заметил Фладэрик, тоже сабельку обнажая.

Выжлец сердито сплюнул в вереск, вкрадчиво шуршавший под ногами.

– Чего ж ты от людей драпанул, краснобай бродячий? – ухмыльнулся помрачневший колдун.

– А чего, в болотине их всем селом топить? – поморщился вампир, уже жалея о внезапной доброте. – То ж люди!

– Экий благородный!

Чароплет проворным выпадом рассёк воздух, однако обманчиво-флегматичной упырюги уже и след простыл. Озирая спину колдуна, укрытую складками изысканного плаща да размышляя между делом, а не слинять ли вовсе, вампир легко переступал по ржавому, обомшелому торфянику.

– Просто недосуг, – заметил он, не спеша с атакой.

Выжлец зарычал.

«Приятели» обошли вокруг почившего костерка, примериваясь, и ещё не известно, чем бы всё кончилось, если бы в многострадальный овраг разом не вывалилось с десяток шалых волколаков.

Фладэрик выругался в голос. Удача нынче от него отбежала в соседнюю светёлку, ещё и дверь чурбачком с той стороны подпёрла.

Голодные твари таращили полыхавшие загробной прозеленью глаза, скалили обнесённые бурой пеной пасти, скребли когтями мшистый дёрн и нежничать явно не собирались. Всё, что пахло тёплой кровью или не успевало дать дёру по причине отсутствия ног – вполне годилось в пищу.

Упырь облизнул пересохшие губы: Выжлец – полбеды, побренчали бы железом, побранились для порядка, по старой дружбе; а этих только потрошить да жилы сечь, иначе до самого Поста жизни не дадут. Волколаки – настоящие, а не выдуманные суеверными поселянами – отличались диким аппетитом, буйным нравом и полным нежеланием покоиться в земле.