Самозванка. Кромешник - стр. 32
Старая Алянка давно бранила «ленивых порозов», которым недосуг выкорчевать «проклятый лес посередь двора». Сейчас «лес» пришёлся кстати. Спрятаться среди могучей ботвы, схорониться от нежити – ха, пустое! Найдут. По запаху. Но собраться с мыслями стоило. Рогатину мальчик выпустил. Обомлевший от страха козлик за пазухой даже не брыкался. Из большой избы ещё доносились разрозненные крики, грохот, а на пропахшем убоиной дворе уже только чавкали. И принюхивались.
Мирко, осенив себя охранным знаком, что было духу выпрыгнул из лопухов, пролетел мимо подобравшихся для броска тварей, запетлял зайцем между хуторскими постройками, пробиваясь к мельнице. «Чудинка! Причудина! – колотилось в голове у сметливого мальчонки. – Добежать до реки!»
Он любил Овражки. Даже после смерти родителей, по зиме волкам доставшихся. И потому, скатившись в прибрежный очерет, отчаянно хлюпая в вязком прибрежном болотце, но не останавливаясь, сердито растирал по щекам злые слёзы. Мирко был необычным ребёнком. Так говорила мама. Так говорил балий из соседнего хутора. Так, качая головой, шептала суеверная, но мудрая Алянка. А Загляда прямо называла «маленьким вещуном».
И теперь вещун твёрдо собирался выжить.
Часть 2. Крамола
Иду один, утратив правый путь,
В кругах подземных, как велит обычай,
Средь ужасов и мраков потонуть.
Поток несёт друзей и женщин трупы,
Кой-где мелькнёт молящий взор, иль грудь;
Пощады вопль, иль возглас нежный – скупо
Сорвётся с уст; здесь умерли слова;
Здесь стянута бессмысленно и тупо
Кольцом железной боли голова;
«Песнь Ада» А. Блок. 31 октября 1909.
Глава 1. Почтенное семейство
Милэдон, просторное владение, лакомый кусок в не слишком завлекательной топографии, сплошь изъеденной ледниками, вылизанной ветрами и загодя нелюбезной ко всему живому, от прочей сварливой упырьей долины отличалось ухоженностью.
Ленники души не чаяли в радетельном господине, а то и личную заинтересованность имели, чем иначе объяснить странное усердие?
Рощи, трепетно сберегаемые, скромные и опрятные вырубки-выработки, любовно расчищаемые, лазоревые, что мечта утопца, озёра, насколько знал Адалин, богатые рыбой и водоплавающей птицей даже сверх меры. Аж две собственных мельницы, обе исправные, пивоварня и пашня. Последнее – особенная редкость и повод гордиться, а заодно и опасаться набега завистливых соседей.
Выращивать что-либо, кроме царапучего, ядовитого бересклета и лебеды в здешних почвах казалось верхом безумия. А всё ж сноровистым хозяйственникам удавалось. И Князь весть каким образом. Ибо тощая супесь окрест изобиловала, разве что, камнями да рытвинами. Ну, и лесом, само собой. Да таким, что за годы упорной, ожесточённой борьбы за существование выработал непререкаемую устойчивость ко всем каверзам судьбины, вроде мороза, ураганов, подсечного земледелия и возможного конца света. Почему и рос с самозабвенностью замыта37