Самозванка. Кромешник - стр. 2
Рыжий ухмыльнулся, помахал орясиной, как волхв посохом на Боев день, и молодецки засвистел в два пальца.
Дрын, ткнувшийся в укатанную тележными колёсами пылюку, преградил дорогу бродяге в сапогах. Чернявый поднял на оседлавшего забор свистуна загодя прищуренные, паскудно посветлевшие зенки.
Деян мрачно ухмылялся:
– Слышь… мил человек, – цыкнув зубом, начал он, недвусмысленно постукивая тяжёлой палкой. – Ты того, куда путь держишь?
– Прямо, – хрипло отозвался «мил человек», исподволь озираясь: на пустынной околице откуда ни возьмись появлялись люди. Пока чуть поодаль, беседой дурковатой якобы не интересуясь.
– Эх, беда, – притворно загрустил Деян. – Тут, понимаешь, какое дело: вот именно прямо тебе и нельзя!
– С чего бы? – в тон удивился путник.
– Да, вишь ли, погань ты, волколак!.. – Рыжий щедро плюнул пришельцу в ноги, чудом не замарав смазных сапог. Подкованную обувку Деян уже решил, расправившись с нечистым, забрать себе.
– С какого ляду? – внезапно развеселился обвиняемый. – Волколаков, что ли, не видал?
– Видал-видал, еретник, не сумлевайся, – тоже рассмеялся рыжий. – Вот прям щас его перед собою зрю! А ты, стервь, зубы мне не заговаривай! Ужо, вон, цепу стибрил посередь бела дня. То воровством зовётся. Аль ты не знал?
– Совсем сдурел? – чернявый вздёрнул выскобленный подбородок. – Или ты от рожденья хворый?
Деян, крякнув, бодро спрыгнул с облюбованного насеста в лопушки. И, благополучно на дорогу выбравшись, подобрал дрын:
– Вот щас балия с кузнецом дождёмся и посмотрим, кто тут хворый, – пообещал он, разглядывая путника вблизи. Как есть еретник, тут и слепой бы не ошибся.
На бледной коже угловатого лица белели тонкой сетью аккуратно срощенные шрамы, под тяжёлыми бровями полыхали рыжие, потихоньку разгоравшиеся нездешним пламенем глаза. Серьга в ухе, притенённая растрёпанными вихрами цвета воронового крыла, тоже подозрительно мерцала, ловя несуществующие блики.
– Рылом тощий, башкой чёрный! – прокричал Деян односельчанам, уже обступавшим говоривших разномастной гурьбой. – Как давеча нам балий сказывал? Волхит приблудный осуду навёл! Вода в колодце черным черна стала, попьёшь её – так в миг и околеешь!
Бабы согласно заголосили. Старик Лель заворчал про «болотный упыриный мор», стискивая прихваченные с подворья вилы.
Обвиняемый воззрился на обнаглевших поселян:
– Какая сказочная чушь, – восхитился он сквозь зубы. – Сдался мне ваш колодец…
– Сознавайся, погань! – пригрозил дрыном рыжий.
Еретник, смекнув, что отпираться смысла нет, оскалил клычищи. Не железные, но уже и не человеческие. Челюсти разъехались и удлинились, запавшие щёки обтянули кости поскверневшей образины. Чёрные вихры зашевелились помимо вдруг притихшего ласкового ветерка. Прозрачные весенние сумерки резко потемнели.
– Волколак! – ахнула румяная Беляна, отступая за спины мужиков.
– Упырь! – поправил, наставляя вилы, Лель. – Ох, зараза! Поди, долинный, погань!
Старик разбирался в деле не хуже куда-то запропастившегося Водовита.
Деян слегка попятился: долинных упырей побаивались неспроста, но этот, пусть и злобный, оказался в толпе вооруженных поселян без клинка, с одними серебряными цепушками. Теперь главное – не дать нечисти себя заморочить.
Рыжий тоже оскалился, широко обмахнувшись охранным знаком: