Самозванец (сборник) - стр. 10
– Мне не пристало почерпать нравственные правила у язычника! – раздраженно крикнул Биндер и снова продолжал вопить: – Я невиновен, клянусь вам! Отпустите меня… ведь у вас останутся те трое!
Когда студенты проходили вместе с патрулем через ворота замка, старый солдат шутливо сказал Лахнеру:
– Глядите-ка, студенты, выход-то здесь. Чего же было через стену-то бросаться.
– Не заметили, – ответил тот. – А скажите, пожалуйста, куда вы нас ведете?
– Туда, где раки зимуют.
– А где это будет?
– Там, где звонят в колокола из телячьей кожи.
Через четверть часа злосчастные музыканты увидали перед собою здание кордегардии[8].
– Ну-с, милейший, – сказал Лахнер лежавшему рядом с ним Гаусвальду, – все так и случилось, как я пророчил. Мы лежим на деревянном настиле, вульгарно именуемом нарами… Черт возьми, да кто же это так отчаянно храпит?
– Ну что ты спрашиваешь? Кому же храпеть, кроме Вестмайера?
– Недаром поговорка говорит, что спокойная совесть – лучшая подушка.
Биндер беспокойно заворочался и сердито буркнул какое-то проклятие. Его больше всего сердило то, что Гаусвальд, являвшийся причиной их несчастья, еще мог шутить и смеяться. Лахнер решил позабавиться за счет упавшего духом богослова.
– Что это пробежало сейчас по моей голове? – сказал он с притворным испугом, зная, как Биндер боится крыс. – Батюшки, да это крыса! Еще одна! Да сколько их здесь!
Биндер испуганно вскочил с места. Лахнер как ни в чем не бывало продолжал:
– Как жалко, что Биндер бросил свою скрипку в парке! Если бы он теперь сыграл нам, то крысы живо убежали бы: мы уже привыкли, как он фальшивит, а крысы с непривычки ни за что не выдержали и скрылись бы с визгом ужаса. Но сколько их здесь? Еще одна… И все перескакивают через меня в ту сторону… Почему? А, понимаю. Они бегут к Биндеру, ведь животные инстинктом чувствуют, кто их любит. Ой, какая громадная сейчас пробежала…
Говоря это, он осторожно тронул Биндера рукавом по лицу. Богослов не выдержал и с пронзительным криком шарахнулся в сторону, где лежал спавший Вестмайер.
– А, негодяй! – заревел последний спросонок. – Будешь знать, как нападать на безобидных студентов. Раз! Раз! Получай!
– Проклятый! – вскричал слезливым голосом Биндер. – Он проломил мне череп!
– А? Что такое? – просыпаясь, спросил Вестмайер. – В чем дело? Вот, братцы, сон мне приснился. Будто мне попался в руки этот негодяй-дворецкий и я здорово проучил его.
– Я, кажется, не дворецкий, – сердито заметил ему Биндер. – Постарайся на будущее время видеть сны поумнее… Боже мой, Боже мой! За что ты допустил, чтобы я попал в эту развратную компанию? Сначала мне чуть не оторвали ухо, а потом хотят разбить и всю голову.
– Да неужели я ударил тебя, Биндер? Что за наваждение такое!
– Да, да, наваждение! Все это от неумеренного питья пива!
В этот момент перед дверью послышались шаги, потом скрип отпираемого замка.
– Слава богу, наконец-то нас собираются выпустить на свободу, – сказал Гаусвальд.
Все оживленно прислушались.
Дверь открылась, и в полосе света показался какой-то изящно одетый молодой человек средних лет с бледным лицом и большими черными пламенными глазами. Его сопровождал профос[9], сказавший:
– Вот сюда. На нарах найдется еще местечко для одного человека.
– А что здесь за люди?