Самоучитель танцев для лунатиков - стр. 25

– Привет, – сказала она успокаивающим тоном, которым всегда говорят родители.

Похоже, она все делала правильно, пока Итти не посмотрел ей в глаза, и тогда Амина растерялась.

– Люпучки, – прошептал он, и в его голосе прозвучали панические нотки.

– Я знаю, – сказала она, и малыш задрожал, опустив голову.

Послышались торопливые шаги, и из дома вышли Дивья и Сунил. Он выглядел весьма неважно.

– Эй, Томас, что это еще такое? – заговорил он, второпях на ходу заматывая лунги на своей обширной талии. – Дивья говорит, вы уезжаете?!

Томас коротко кивнул, не глядя брату в глаза.

– А я думал, вы до субботы останетесь!

– Мы уезжаем прямо сейчас, – ответил Томас, вперив взор в Стену. – Нам нужно место поспокойнее.

– Поспокойнее? Подожди, а ты маме сказал? – наконец взял себя в руки Сунил, и негодование на его лице сменилось тревогой.

– Сказал.

– То есть даже несколько дней не можешь потерпеть? – шагнув к машине, спросил Сунил.

– Несколько ночей.

Сунил зарделся, лицо потемнело, словно его накрыла тень, и Амина придвинулась поближе к Итти и брату, опасаясь очередного приступа. Однако дядя сглотнул и тихо сказал:

– Э-э-э, Томас, это не причина уезжать…

– Почему же не причина?

– Нет, я к тому, что… – откашлялся Сунил. – Не хочешь меня видеть? Хорошо, я уеду на время, а ты оставайся!

– Не можем.

– Не можете?! – недоверчиво фыркнул Сунил. – Чего не можете? Кто не может?

Воцарилось молчание. Томас в панике пытался найти ответ, и тут в разговор вмешалась Камала. Бросив взгляд на Амину и Акила, она сказала:

– Это все из-за нас. Дети плохо переносят жару, поэтому я велела Томасу забронировать отель на побережье.

Камала лгала, и все прекрасно понимали это, но, поскольку речь зашла о детях, продолжать спор было бессмысленно. Сунил, приняв свое поражение, отвернулся.

– Просто скажите соседям, что дети не привыкли к такому климату, – продолжала Камала. – Они поймут. Хрупкая американская конституция, ну и так далее.

Амина не решалась поднять глаза и посмотреть на Сунила, Дивью и уж тем более на Итти. Она ощутила, как мать взяла ее за плечи, подтолкнула вперед, провела через двор, по лестнице на веранду, потом по коридору, мимо гостиной и столовой, мимо всех спален к той, где пахло камфорой, розами и чем-то еще сладким и затхлым, словно карамелька, закатившаяся под кровать и долго там пролежавшая. Тень от вентилятора разрезала бледно-голубую стену. В постели под простынями лежала Аммачи с распущенными против обыкновения косами. Ее немигающий взгляд был прикован к лежащей рядом подушке.

– Дети хотят попрощаться, – сказал Томас, но мать не шевельнулась, если и расслышала.

Акил подошел к ней первым, быстро наклонился и поцеловал бабушку в щеку. Потом то же самое проделала Амина и стремительно убежала к дверям.

– Амма, – произнес Томас, опускаясь на колени рядом с постелью.

Камала присоединилась к мужу, но не успела она наклониться вперед, как Аммачи выпростала руку из-под простыней и дала ей звонкую пощечину. Несколько секунд стояло ужасное безмолвие, Камала в шоке схватилась за лицо, но быстро опустила ладонь – на щеке расплылось красное пятно, – и тут все закричали.

– Мам! – заплакала Амина.

– Сука! – взорвался Акил и бросился к Аммачи. – Долбаная сука!

– Акил! – быстро перехватил сына Томас.

– А что?! Разве я не прав?! Мама пытается хорошо к ней относиться, и ради чего? Чтобы все время выслушивать разговоры о том, что таким темнокожим в приличном доме не место? Чтобы она могла ее бить?