Самое ужасное путешествие - стр. 87

Мы и лагерь покинули в спешке, граничащей с паникой. К югу от нас, где можно было пройти на Барьер, таяние, ветры и течения ослабили лед, он бы не выдержал веса пони. Впереди и справа и вовсе простиралась чистая вода. Оставалось одно: вести лошадей через лавы на отроге Эребуса в юго-восточном направлении, а затем по крутому галечному склону спуститься на уцелевший припай. Кстати, на следующий день после того, как мы пересекли этот участок, припай исчез.

В последние два дня дел было по горло: поспешно укладывали провиант, нагружали сани, писали письма, отбирали и пригоняли по себе одежду. Скотт с помощью Боуэрса составлял списки всего необходимого для следующего года пребывания в Антарктике: их следовало передать на корабль, а оттуда – поставщикам. Отс развешивал корм для пони на время похода, сортировал упряжь и вообще командовал весьма беспокойными лошадьми. Много споров вызывало сопоставление ценности пары носков и эквивалентного ей по весу количества табака, ибо помимо носильных вещей, что были на теле, каждому разрешалось иметь не более 5 килограммов личного багажа. В него входили:

Из всех воспоминаний, связанных с днем отъезда, глубже всего в память врезался образ Боуэрса, запыхавшегося, разгоряченного, сильно страдающего от боли в колене, – он ударился им о скалу, когда его потащил за собой его крупный жеребец по кличке Дядя Билл, в тот момент неуправляемый. Боуэрс остался в лагере, чтобы дать последние указания о хранении ящиков с багажом и провизией, а когда пустился нам вдогонку, фактически заблудился в незнакомый еще тогда местности. Всю свою одежду он надел на себя, чтобы не перегружать пони. Ногу он расшиб так сильно, что несколько дней ходил ко мне на перевязку, не желая обращаться к врачам: а вдруг они запретят ему участвовать в походе. Трое суток он глаз не смыкал.

В эту первую ночь (24 января) мы поставили лагерь – получился он неприглядным – недалеко от мыса Хат. Начало санного перехода не обошлось без происшествий. Стартовав с одними пони, мы добрались до Ледникового языка, около которого открытая вода подпирала уцелевший лед, а «Терра-Нова» вышла из залива, перегнала нас и бросила якорь у конца Ледникового языка. Он был испещрен многочисленными, хотя и мелкими, трещинами и ямами, переправлять через них пони было трудно, но все же мы благополучно перетащили их и провели к судну, с которого в это время сгружали собак, сани и упряжь. Затем мы перекусили на борту. К югу от языка морской лед разрывала большая полынья; пришлось несколько часов на руках тянуть сани в тыльной части языка, пока не был найден выход на твердый лед. Потом последовали мы с пони. «Если лошадь провалится в такую яму, я сяду и разревусь», – сообщил Отс. Не прошло и трех минут, как мой пони увяз в каше из снежуры и обломков льда – только голова и передние ноги еще торчали наружу, – под которой скрывалась трещина в морском льду, явно готовая в любую минуту расшириться. Мы обвязали пони веревками и вытащили его. Бедняга Гатс! Ему на роду было написано утонуть. Но через час он, по-видимому, забыл о всех злоключениях и с обычным усердием тащил свой первый груз к мысу Хат.