Самое главное: о русской литературе XX века - стр. 30
Поскольку русский постсимволизм не был хоть сколько-нибудь целостным явлением, попытка строгой классификации постсимволистских КС представляется нам не слишком плодотворной. Но обозначить некоторые общие тенденции все же можно и нужно.
Сначала приведем статистические данные по этому периоду (с 1910 по 1916 гг.):
Многозначное, зачастую метафорическое заглавие мы находим на обложке 60 из 61 КС, включенных в таблицу. Подзаголовками снабжены 43 поэтические книги из 61 (70 % – на 7,2 % больше, чем у модернистов второй волны и на 14,5 % больше, чем у модернистов первой волны). Из этого сопоставления напрашивается вывод: подзаголовки в качестве необходимого «формального» компонента КС закреплялись все прочнее и прочнее от книг первых русских модернистов к книгам постсимволистов.
Общими посвящениями сопровождаются 22 поэтических книги из 61, представленных в таблице (36 %, что на 15 % меньше, чем в предыдущий период, но на 14 % больше, чем у модернистов первой волны); эпиграфами снабжены 13 книг из 61 (21 %, что на 13 % меньше, чем в предыдущий период, и на 12 % меньше, чем у модернистов первой волны). Вывод: эпиграфами постсимволисты пользовались значительно меньше, чем модернисты первой и второй волны, а общими посвящениями – гораздо меньше, чем их непосредственные предшественники, но все-таки ощутимо больше, чем старшие символисты [24].
Радикально уменьшилось в КС постсимволистов количество авторских предисловий – 6 в 61 книге (9,8 % – на 13 % меньше, чем в предыдущий период; на 16 % меньше, чем у модернистов первой волны), и только одно из этих предисловий – вступление С. Городецкого к его акмеистической книге «Цветущий посох» – носило характер манифеста. Отвергая авторское предисловие как важный составляющий компонент КС, поздняя русская модернистская поэзия в этом случае пошла не за Брюсовым, З. Гиппиус, Блоком и Белым, а за Бальмонтом, Сологубом и Анненским.
На разделы поделены 36 КС из 61 (59 % от общего числа книг, представленных в таблице, – на целых 29, 5 % меньше, чем в предыдущий период; на 11 % меньше, чем в КС ранних русских модернистов). Нам еще предстоит убедиться, что общая тенденция отказа от разбиения своих книг на разделы у постсимволистов восходит не столько к опыту Ф. Сологуба и З. Гиппиус, сколько к экспериментам Вяч. Иванова и Блока как составителей «Эроса» и «Снежной маски».
Датированы стихотворения в 25 постсимволистских книгах из 61, представленных в таблице (40,9 %, что на 23 % больше, чем в книгах младосимволистов и на 11 % больше, чем у старших символистов), – напомним, что в данном случае постсимволисты шли за И. Коневским, З. Гиппиус, Андреем Белым и М. Волошиным. Резко понизившись в КС символистов второй волны, статус датировок как компонента поэтической книги затем стремительно возрос в КС самых младших модернистов. Вспомним здесь, как о выразительных примерах, о второй поэтической книге М. Цветаевой «Волшебный фонарь» с ее отдельными, отчетливо дневниковыми датировками, и о втором издании мандельштамовского «Камня». Эта книга в ряду постсимволистских КС представляет собой едва ли не самый последовательный вариант поэтического дневника [25]. Стихотворения расположены в ней с тяготением к строгой хронологии. Например, стихотворение 1909 г. со строками «Немного красного вина, // Немного солнечного