Самая трудная победа - стр. 11
– Как ни странно, я вам верю, – после паузы сказал Хенсли. – Но неужели он убил Дейвиса только из-за того, что тот перебрал и обхамил вас и его? Господи, да если бы за это убивали… Он всегда был…
– Он не просто нахамил мне… – Линда резко махнула рукой с зажатой в пальцах сигаретой так, что Хенсли едва успел увернуться от летящего в лицо комка пепла. – Надо думать, что и перед кем можно говорить, а когда лучше заткнуться! Потому, что иногда за это приходится отвечать! А ведь еще не так давно, в XIX веке, за оскорбление женщины вызывали на дуэль, и это считалось не преступлением, а делом чести. И напротив, мужчину, который уклонился от вызова или не проучил оскорбителя, в обществе презирали, считая слабаком и трусом. А сейчас все стало с ног на голову и то, что раньше считалось позором, теперь называется "ну, что тут такого, это же шутка!", а человек, который не пожелал обратить все в шутку – преступник?! Только не ссылайтесь на закон! – сверкнула глазами она, хотя Хенсли и не думал ее перебивать. – Вы сами выходили на ринг с тремя гладиаторами и одного из них насмерть уделали – это по закону было?!
– Это был один из тех головорезов, которые сожгли бабушкину ферму, – ответил Хенсли, – и именно он застрелил Рика. Я отомстил. И не скажу, что меня сильно мучает совесть…
– Во-от, – удовлетворенно кивнула Линда, словно это и ожидала услышать, – вы отплатили убийце своего родственника и считаете, что поступили правильно, а он получил по заслугам. А у Курта желание заступиться за женскую честь точно так же перевесило чувство законопослушания. Так чем вы от него отличаетесь?
– Так о чем вы хотите попросить меня? – Хенсли понял, что этот диспут безнадежно проигрывает и не стал его продолжать.
– Вы уже, наверное, догадались, – Линда подняла очки на макушку и посмотрела на него в упор, и Хенсли поразился, какой холодный, цепкий и жесткий взгляд у этой привлекательной молодой женщины. В очках ее лицо казалось мягче. – Вам ведь не нужен клуб. Вы решительно настроены его закрыть. А для Курта "Рим" – это все. Дело его жизни. То, к чему он шел не один год и не мыслит жизни без него.
– Даже так?
= Да. И еще одно… Среди членов "Рима", имеющих доступ в зал с ареной, были очень влиятельные люди. Ваша самодеятельность им не по нутру. А многие из них далеко не так принципиальны, как Курт.
– Это угроза?
– Это предостережение, мистер Ли. Не далее, как вчера на бранче в ГИДРОБИО один из них, сенатор, бурно выражал желание "оторвать башку этому выскочке", то есть вам. А я этого человека хорошо знаю. У этого психа слово с делом далеко не расходится. И поэтому я решила поговорить с вами… Все же вы оставили Курта в живых, и я не могу допустить, чтобы вам свернули шею.
– То есть вы, – Хенсли привстал, – хотите, чтобы "Рим" снова заработал? И снова на утеху богатым отморозкам пролилась кровь? Да вы с ума сошли?
– О, черт, я же вам сказала: на арене никого не убивали! – Линда хватила кулаком по столику. На мгновение итальянская горячность взяла верх над немецкой прагматичной рассудительностью. Чашечка с кофе упала на пол, украсив ковер живописными пятнами. – Извините… То, что произошло с мистером Макмерфи – единичный случай. По моей вине.
– А потом? Нас преследовали по всему штату, моих родных чуть не убили, разгромили и сожгли ферму – и это тоже единичный случай? Специально для меня?